Молитва о России

Шелъ Иванъ домой, какъ вышло замиренье,
Злой такой «хоть бабу похлестать бы вникомъ,
Бабы все костистыя, старыя,
Разложить бы на дорожк барышню.
Сжечь бы ихъ — свиньи собачьи!
И куръ бы прирзать — чего кудахчутъ?
Всхъ перебью — никого не останется.
Юбки задерете, запоете „Ванечка!“
И зачмъ оставляютъ дтенышей ихнихъ?
Я, Иванъ, бы живо — только пикнулъ.
И хлебнуть бы винца, холодно,
До того дла наши веселыя…»

Зашелъ въ чайную. Оретъ граммофонъ,

Хоть шибко, да все не о томъ.
И говоритъ въ углу одинъ чубастый,
Съ шипомъ говоритъ, а слова ласковыя
И кому по головк, а кому по зубамъ,
И будто онъ ужъ Иванъ, да не Иванъ,
Идетъ отъ него паръ густой, а самъ рыжiй,
И точно рога подъ шапкой бараньей
Шумитъ Иванъ «что ты пыжишься?
Никого кром меня не останется!
Я намедни генералу въ морду далъ!
Не Иванъ я вовсе — генералъ!
И какая у меня въ стакан пакость?.
И чего ты рыжiй, да рогатый?..
Эй заведи еще псенку!
Очень мн у васъ невесело!..»

Вышелъ Иванъ. Морозъ, а снга не выпало,

И стоитъ земля ничмъ неприкрытая,
Крутитъ Ивана, вертитъ, тянетъ.
«Чортъ, неужто отъ трехъ стаканчиковъ?..»
И видитъ онъ на земл язвы черныя,
И длятъ землю и другъ друга за бороды.
И давятъ въ сторонк, и пухнутъ съ голоду,
А петли не простыя — шелковыя,
И баба съ младенцемъ, и шляпка на ней занятная,
И какь Ивану въ ноги кинется:
«Хлбушка, милосердный батюшка!»
А младенецъ ужъ вовсе синенькiй
И хлбъ горитъ, Иванъ за нимъ,
Да не взять — глаза стъ дымъ,
И сидятъ во дворц юркiе — упаси, Боже!
И стнки ножемъ ковыряютъ, да кажутъ рожи,
И отъ всхъ заботъ обезъязычили,
Только ребятъ по соловьиному кличутъ,
дятъ младенцевъ — хорошо молъ отъ порчи,
Да не впрокъ, все кряхтятъ и корчатся,
И въ церквяхъ завели блудъ по очереди
И гд кровь, а гд блевотина,
И бгутъ по пятамъ супостаты:
«До чего вы, православные, лакомые!»
И нтъ ужъ нашей Россеи и тошно ему,
И стоитъ онъ Иванъ одинъ-одинешенекъ…

Смутился Иванъ — «ишь гады!

Все отъ вина — какой тутъ порядокъ!
Хоть бы чорть подсобилъ что-ли малость,
А то намъ самимъ трудно стало…»
А ужъ рядомъ идетъ, и безстыжiй — хвоста не прячетъ,
То птухомъ кричитъ, то брешетъ по собачьи,
Говоритъ «такъ-то, мой милый Ванечка!
Я и книжки читалъ, что книжки — Писанiе,
Мы не какъ-нибудь — справедливо, поровну.
Вотъ теб баба, вотъ ему, чтобъ не ссорились,
Сколько теб десятинъ?
Ужъ мы высчитаемъ, да скрпимъ.
Будешь съ бабой спать, да соусъ кушать…
Что же, давай твою душу!
Не вспомнить теб даже Имени Божьяго,
Поклоняться будешь нашимъ рожамъ,
Вотъ, Иванъ, занесемъ въ резолюцiю!..»
Стонетъ Иванъ, хоть бы очнуться!..
И какiя можно слова припомнить?
Какъ мамка говорила «Ванюша, ты потихоньку!..»
Какъ пичуга къ дождю кричитъ «пиить! пить!»
Ишь маленькая, а хочешь жить…
Какъ Машка просила «не губи! вдь узнаютъ…»
И какъ на сн всю ночь маялась…
И какъ лежитъ онъ въ окоп подбитый,
И будто волкъ идетъ, а онъ ему «брысь!»
И все проситъ «жжетъ… испить бы…
Богородица!.. заступись!..»

Глядитъ Иванъ одинъ онъ снова.

Снгъ только выпалъ — чистый, ровный.
Говоритъ «хорошо мн, и ничего не надо,
И такая во мн играетъ радость.
Пресвятая Богородица!
Нищъ и слпъ прозрть Тебя сподобился.
Я пойду по селамъ, по полямъ.
Золотое сердце, я земл отдамъ.
Покровенная! Благодатная!
Погляди Ты, на людскую маету
Заступись Ты за Россею, свтлымъ платомъ
Ты покрой ея хмельную срамоту.
Видишь вся она въ жару и правды проситъ,
Опознай ее и тихо призови
Срокъ придетъ и мы сберемъ колосья
Расточенной по мiру любви.
Вотъ передъ Тобой лса, поля —
Вся великая россiйская земля.
Помочь только Ты умешь —
Помоги Ты бдной Россеи!..»