Молитва об Оуэне Мини

К тому же осенью он увлекся европейским футболом. Разумеется, он не играл ни в основной, ни в юниорской команде школы, но погонять мяч любил. Он отличался юркостью и цепкостью, хотя из-за своего курения быстро выдыхался. А к весне, к очередному сезону набора гребцов, Оуэн заразился теннисом. Играл он не очень хорошо, он ведь только учился; но моя бабушка купила ему хорошую ракетку, и Оуэн по достоинству оценил четкие правила игры — ровные белые линии, строго оговоренное натяжение сетки на строго заданной высоте, точный учет каждого мяча. Следующей зимой бог знает почему он вдруг полюбил баскетбол. Не иначе, из духа противоречия — за то, что это игра для высоких парней; понятное дело, он играл только в «дворовый» баскетбол — ни в одну команду его бы не взяли, — но играл с увлечением. Он здорово прыгал — бросая мяч в корзину, он подпрыгивал так, что его ноги оказывались едва ли не на уровне голов других игроков, а спустя некоторое время он буквально помешался на одном недостижимом (для него) баскетбольном трюке — это называется «нахлобучить шляпу», то бишь вогнать мяч в корзину сверху. Мы тогда, правда, не говорили «нахлобучить шляпу»; у нас это именовалось: «посадить мяч в корзину», и не сказать, чтобы такое случалось слишком часто — мало кому из ребят хватало роста. Оуэн, конечно, никогда бы не смог подпрыгнуть выше кольца, но эта мечта — класть мяч в корзину сверху — втемяшилась ему в голову, словно навязчивая идея.

Спустя некоторое время он придумает, как добраться до корзины: ведя мяч на хорошей скорости, нужно подгадать момент прыжка так, чтобы партнер по команде был наготове — прыгнешь в его вытянутые руки, и тому останется только подбросить тебя, чтобы ты оказался над кольцом. Тем единственным партнером по команде, кто соглашался на такие трюки, стал я. Его прихоть казалась мне чистым вздором — в самом деле, с его-то ростом пытаться взлететь на такую невероятную высоту… Это была сущая глупость, и мне быстро надоело бессмысленно повторять одно и то же па, как в балетной школе.

— На кой черт мы это делаем? — спрашивал я его. — Это все равно не понадобится в настоящей игре. Это, скорее всего, даже против правил. Я же не могу поднести тебя к самой корзине, я уверен, так не положено.

Но Оуэн напомнил мне, что раньше я очень любил поднимать его — в воскресной школе. А теперь, когда для него это так важно — научиться подстраивать свой прыжок к нужному моменту, чтобы я сумел подбросить его еще выше, — почему я не хочу просто сделать ему такое одолжение и не ворчать?

— Я ТЕРПЕЛ, КОГДА ТЫ МЕНЯ ПОДНИМАЛ В КЛАССЕ, — ВСЕ ЭТИ ГОДЫ ТЕРПЕЛ, ХОТЯ И ПРОСИЛ НЕ ДЕЛАТЬ ЭТОГО! — сказал он.

— «Все эти годы»! — передразнил я. — Да у нас и было-то всего несколько уроков в воскресной школе, и всего пару лет — к тому же мы поднимали тебя не каждый раз.

Но сейчас ему зачем-то стало очень важно это дурацкое поднимание над корзиной — и мне пришлось уступить. Мы до того здорово отрепетировали этот фокус, что несколько мальчишек из баскетбольной команды стали называть Оуэна Мини-шляпник, а потом, когда он довел наш трюк до совершенства, — Шляпмейстер. Его как-то даже похвалил баскетбольный тренер. «Глядишь, я тебя когда-нибудь поставлю играть, Оуэн», — пошутил тренер.

— ЭТО НЕ ДЛЯ ИГРЫ, — ответил Оуэн Мини: у него на все имелись свои соображения.

В те рождественские каникулы 59-го мы каждый день проводили в спортзале Академии по нескольку часов. Мы были одни, нам никто не мешал — все иногородние разъехались по домам, — и нас переполняла обида на Истмэнов, которые, кажется, нарочно задались целью не приглашать нас в Сойер. Ной с Саймоном привезли в гости приятеля из Калифорнии; Хестер постоянно куда-то уезжала, приезжала, снова уезжала; к тому же тетю Марту собиралась навестить какая-то давняя подруга по университету. Мы с Оуэном не сомневались: на самом деле нас не приглашают потому, что тетя Марта хочет расстроить отношения между Оуэном и Хестер. Та как-то говорила Оуэну, что мать называет его «мальчишка, который отбил тот самый мяч», «тот странный маленький приятель Джона» и «мальчишка, которого моя мама наряжает, как куколку». Но Хестер всегда очень плохо отзывалась о матери и вечно мутила воду, так что она запросто могла все выдумать и выложить Оуэну — главным образом для того, чтобы Оуэн тоже почувствовал неприязнь к тете Марте. Но Оуэну, по-моему, было наплевать.

Мне предоставили отсрочку, чтобы я на каникулах доделал две письменные зачетные работы, которые не сдал вовремя, — так что отдыхать не пришлось. Оуэн помог мне с работой по истории, а сочинение по английскому и вовсе полностью написал за меня. «Я НАРОЧНО НАПИСАЛ НЕ ВСЕ ПРАВИЛЬНО. Я СДЕЛАЛ НЕСКОЛЬКО ОРФОГРАФИЧЕСКИХ ОШИБОК — КАКИЕ ТЫ ОБЫЧНО ДЕЛАЕШЬ, — сказал он мне. — ЕЩЕ Я КОЕ-ГДЕ ПОВТОРЯЛСЯ, И ТАМ НЕТ ССЫЛОК НА СРЕДНЮЮ ЧАСТЬ КНИГИ — КАК ЕСЛИ БЫ ТЫ ЕЕ НЕ ЧИТАЛ. ТЫ ВЕДЬ ПРОПУСТИЛ ЭТУ ЧАСТЬ, ВЕРНО?»