Молитва об Оуэне Мини

Он обратился в грейвсендский вербовочный пункт армии США; все было решено, как говорится, «по-семейному». Там уже знали, кто он такой, — знали, что он был лучшим в классе в Грейвсендской академии, пусть даже в конце концов ему едва удалось получить документ о среднем образовании. Его готов был принять Нью-Хэмпширский университет — и это военные тоже знали; они прочли об этом в «Грейвсендском вестнике». Более того, он стал чем-то вроде героя местного масштаба: даже не присутствуя на вручении дипломов, он сорвал всю торжественную церемонию. Что касается изготовления и продажи поддельных призывных повесток, то армейские чиновники прекрасно разобрались, что все дело сводилось к покупке спиртного. Неуважением к самой системе призыва тут и не пахло, они это понимали. Ну а какой американский парень, в ком бурлит молодая кровь, не устраивает время от времени безобразий вроде издевательства над статуей?

Вот так Оуэн Мини и получил «стипендию» для учебы в университете штата Нью-Хэмпшир. Он записался в Учебный корпус офицеров запаса — мы его называли «запаской», помните? Вы идете учиться в университет за счет армии США и во время учебы прослушиваете несколько курсов из армейской программы — вроде «Военной истории» или «Тактики малых подразделений»; в общем, ничего особо сложного. Летом перед последним курсом проходите стандартную шестинедельную программу по основам боевой подготовки. Ну а после окончания университета получаете офицерское звание — становитесь вторым лейтенантом вооруженных сил США и должны отдать своей родине четыре года действительной службы плюс два года в запасе.

— НУ И ЧТО ТУТ ТАКОГО СТРАШНОГО? — спросил Оуэн Мини нас с Дэном. Когда он объявил нам о своих планах, шел еще только 1962 год; во Вьетнаме тогда находилось в общей сложности 11 300 американских военных, но ни один из них пока не участвовал в боевых действиях.

И все же Дэну Нидэму стало не по себе от решения Оуэна.

— Предложение Гарварда мне нравится больше, Оуэн, — сказал Дэн.

— НО ТАК МНЕ НЕ ПРИДЕТСЯ ЖДАТЬ ЦЕЛЫЙ ГОД, — возразил он. — И МЫ С ТОБОЙ БУДЕМ ВМЕСТЕ — РАЗВЕ ЭТО НЕ ЗДОРОВО? — обратился он ко мне.

— Да, это здорово, — сказал я. — Просто как-то немного неожиданно, вот и все.

На самом деле «немного неожиданно» — слабо сказано; то, что Оуэна приняли в армию США, меня просто-таки поразило.

— Разве там нет требований по росту? — шепнул мне на ухо Дэн Нидэм.

— Я думаю, не только по росту, но и по весу, — ответил я.

— ЕСЛИ ВЫ ГОВОРИТЕ О ТРЕБОВАНИЯХ ПО РОСТУ И ВЕСУ, — отозвался Оуэн, — ТО ОНИ ТАКИЕ: ПЯТЬ ФУТОВ И СТО ФУНТОВ — НЕ МЕНЬШЕ.

— В тебе что, есть пять футов, Оуэн? — спросил Дэн.

— И с каких это пор ты весишь сто фунтов? — добавил я.

— Я НАЕЛСЯ ДО ОТВАЛА БАНАНОВ И МОРОЖЕНОГО, — сказал Оуэн Мини. — А КОГДА ИЗМЕРЯЛИ МОЙ РОСТ, Я ВДОХНУЛ ПОГЛУБЖЕ И ВСТАЛ НА ЦЫПОЧКИ!

Что ж, оставалось только поздравить его; Оуэн был очень доволен тем, как сам, по своему усмотрению, устроил себе «стипендию». Тогда же выяснилось, что он вчистую победил Рэнди Уайта. В то время ни Дэн, ни я не знали ничего про его «сон»; если бы Оуэн рассказал его нам, пожалуй, мы бы слегка встревожились, что он связался с армией.

А тем февральским утром, когда преподобный Льюис Меррил вошел в Большой зал и с ужасом вперил свой взгляд в обезглавленную и безрукую Марию Магдалину, мы с Дэном Нидэмом не слишком-то задумывались о будущем. Нас беспокоило только, что преподобный Льюис Меррил может слишком испугаться и не суметь прочесть молитву — что вид Марии Магдалины может превратить его привычное легкое заикание в совершенно невразумительное мычание. Пастор стоял у подножия сцены, глядя на нее снизу вверх, — он застыл в этой позе, забыв снять морской бушлат и матросскую фуражку, и, поскольку конгрегационалисты не всегда носят пасторский воротник, преподобный Льюис Меррил в эту минуту был меньше всего похож на нашего школьного священника — скорее на пьяного матроса, нетвердой походкой пришедшего наконец к Богу.

Преподобный Льюис Меррил все еще стоял в глубоком изумлении, когда в Большой зал прибыл директор. Если Рэнди Уайт и удивился, увидев такое множество преподавателей на утреннем собрании, на его стремительной походке это никак не отразилось. Он, как обычно, взбежал по лестнице на сцену, перемахивая через две ступеньки. Увидев, что на трибуне уже кто-то стоит, директор, как ни странно, не вздрогнул — он даже не подал виду, что хоть сколько-нибудь удивлен. Преподобный Льюис Меррил часто объявлял начальный гимн, после которого обычно читал свою молитву. Затем директор говорил нам несколько слов — еще он называл нам страницу с заключительным гимном, мы пели его, и на этом все заканчивалось.