— Да кому вообще охота идти в армию?! — не выдержал я. — Тебе надо сидеть за столом почаще, чем ты это делаешь, — при том, как ты теперь учишься, ты запросто мог бы уже давно загреметь в армию. Я тебя не понимаю — с твоими способностями стать круглым отличником раз плюнуть!
— ДА, МНЕ, КОНЕЧНО, ЗДОРОВО ПОМОГЛО ТО, ЧТО Я В ГРЕЙВСЕНДСКОЙ АКАДЕМИИ БЫЛ КРУГЛЫМ ОТЛИЧНИКОМ, ВЕРНО?
— Может, если бы ты не пошел на это дурацкое геологическое отделение, тебе было бы немножко интереснее, — заметил я.
— ГЕОЛОГИЯ МНЕ ЛЕГКО ДАЕТСЯ, — сказал Оуэн. — Я, ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, УЖЕ КОЕ-ЧТО ЗНАЮ ОБО ВСЕХ ЭТИХ КАМНЯХ.
— С каких это пор ты стал искать где полегче?
Он пожал плечами. Помните, как многие «выпадали» — так говорили о тех, кто не удерживался в общей колее? Оуэн на моей памяти «выпал» первым. Хестер, конечно, «выпала» с самого рождения; возможно, от Хестер Оуэн этим и заразился, но вообще-то, я думаю, он был слишком самобытен, чтобы обезьянничать. Самобытен и упрям.
Я тоже был упрямый; в двадцать два года мы все упрямы. Оуэн пытался оставить меня работать в мастерской все лето 64-го. Я сказал, что уже провел в мастерской все прошлое лето и с меня хватит — или он мне даст поработать в карьере, или я ухожу вообще.
— ЭТО ДЛЯ ТВОЕГО ЖЕ БЛАГА, — уговаривал он. — ЭТО САМАЯ ЛУЧШАЯ РАБОТА В ГРАНИТНОМ ДЕЛЕ. И САМАЯ ЛЕГКАЯ.
— А я, может, не хочу самую легкую! — вскипел я. — Я, может, сам хочу решать, где самая лучшая!
— НУ И ПРОВАЛИВАЙ ТОГДА, — бросил он.
— Ладно. Наверное, мне надо поговорить с твоим отцом.
— МОЙ ОТЕЦ ТЕБЯ НЕ НАНИМАЛ, — сказал Оуэн Мини.
Разумеется, никуда я не ушел, но в своем упрямстве мы друг друга стоили — я намекнул, что мне наскучило отрабатывать «бросок». Летом 64-го Оуэн Мини и правда словно «выпал» из обоймы, но его увлечение броском тогда разгорелось с новой силой. Мы пошли на взаимные уступки: я согласился поучиться работать с алмазным диском до августа, а в августе — как раз когда в Тонкинском заливе были атакованы американские эсминцы «Мэддокс» и «Тернер Джой» — Оуэн поставил меня сигнальщиком в карьере. Когда шел дождь, он разрешал мне работать с распиловщиками, а к концу лета сделал учеником оператора врубовой машины.
— СЛЕДУЮЩИМ ЛЕТОМ Я ДАМ ТЕБЕ ПОПРОБОВАТЬ РАБОТАТЬ НА ДЕРРИК-КРАНЕ, — сказал он. — А В АВГУСТЕ НЕМНОГО ПОУЧУ ОБРАЩАТЬСЯ С ДИНАМИТОМ, КОГДА ВЕРНУСЬ С ВОЕННЫХ СБОРОВ.
Перед самым началом нашего предпоследнего учебного года в Нью-Хэмпширском университете — перед тем как начались занятия в Грейвсендской академии и в остальных школах и университетах по всей стране — Оуэн Мини впервые вколотил мяч в баскетбольную корзину в спортзале Академии быстрее, чем за три секунды.
Я предположил, что тормозоватый вахтер мог немного опоздать с пуском судейского секундомера; но Оуэн настаивал, что мы и вправду загнали мяч быстрее, чем за три секунды, — он уверял, что секундомер показал точное время и наш успех можно совершенно официально считать рекордом.
— Я ПОЧУВСТВОВАЛ РАЗНИЦУ — ЕЩЕ В ВОЗДУХЕ, — взволнованно сообщил он. — ВСЕ ПРОИСХОДИЛО НЕМНОГО БЫСТРЕЕ И КАК БЫ САМО СОБОЙ.
— Теперь ты, наверно, будешь говорить, что и быстрее двух секунд может получиться, — съехидничал я.
Он стучал мячом о пол — с каким-то неистовым остервенением, словно в фильме про «Гарлемских путешественников»[31], пущенном в ускоренном темпе. Мне показалось, что он меня не слышит.
— Ты, наверно, думаешь, что и быстрее двух секунд может получиться! — заорал я.
Оуэн остановился.
— НЕ МЕЛИ ЕРУНДЫ, — сказал он. — ТРЕХ СЕКУНД И ТАК ЗА ГЛАЗА ХВАТИТ.
Я здорово удивился:
— А я думал, смысл в том, чтобы проверить, за сколько мы успеем уложиться. Всегда можно постараться, и получится еще быстрее.
— СМЫСЛ В ТОМ, ЧТОБЫ УЛОЖИТЬСЯ ЗА СТОЛЬКО, ЗА СКОЛЬКО НУЖНО, — ответил он. — ВАЖНО, ЧТОБЫ ЭТО ПОЛУЧАЛОСЬ