Молитва об Оуэне Мини

На этой неделе я разглагольствовал перед своими школьницами на тему «смелого начала». Я сказал, что, если бы книги, которые я им задаю, начинались хотя бы вполовину так же вяло, как их письменные работы по «Знаменитым последним словам» Тимоти Финдли, они бы в жизни не продрались ни через одну из них! Я воспользовался романом Финдли, чтобы пояснить им, что я понимаю под «смелым началом», — я взял ту шокирующую сцену, где отец приводит своего двенадцатилетнего сына на крышу отеля «Арлингтон», чтобы показать ему Бостон, Кембридж, Гарвард и реку Чарлз, а затем на глазах сына прыгает с высоты пятнадцатого этажа и разбивается насмерть. Только представьте себе! Это вполне под стать первой главе «Мэра Кэстербриджа», в которой Майкл Хенчард напивается до такого состояния, что на спор продает свою жену и дочку. Можете себе представить? Гарди знает, что делает; он на такие вещи мастер.

Что я имею в виду, спросил я своих нерадивых учениц, когда говорю, что их работы, как правило, «начинаются» после четырех, а то и пяти страниц туманного блуждания в поисках мысли для подходящего начала? Если у них уходит на это четыре или пять страниц, не кажется ли им, что лучше взять и переписать работу, начав ее прямо с четвертой или пятой страницы?

О, молодежь, молодежь — где ваш вкус к юмору? Я едва не плачу, когда мы проходим Троллопа, и меня уже мало заботит, что девчонки сами, похоже, едва не плачут, когда я заставляю их читать этого автора. Я особо расписываю им прелесть «Барчестерских башен». Но преподавать Троллопа девчонкам из поколения эпохи телевидения — все равно что метать бисер перед свиньями. От всех этих назойливо-бестолковых видеоклипов их бедра, головы и даже сердца тут же приходят в движение; но вот начало четвертой главы нипочем не вытянет из них ни смешка.

«О происхождении преподобного мистера Слоупа мне почти ничего не известно. Утверждают, что он прямой потомок того знаменитого врача, который помог появиться на свет мистеру Т. Шенди, и что в юности он благозвучия ради вставил в свою фамилию «у», как поступали до него многие великие люди»[46].

Хоть бы один смешок! Но как же колотятся и ухают их сердца, как ритмично раскачиваются их бедра, как мотаются туда-сюда их головы, а глаза закатываются под самый лоб, совершенно исчезая в глубинах их маленьких легкомысленных черепушек, стоит им только услышать Похотливую Самку, не говоря уже о том, чтобы увидеть всю эту бессвязную чепуху, которая сопровождает фонограмму ее последнего видеоклипа!

Нетрудно понять, почему мне потребовалось побыть в одиночестве в церкви Благодати Господней на Холме.

На этой неделе я на уроке «канлита», как выражается наша язва мисс Прибст, читал своим девчонкам из тринадцатого класса «Спутники Юпитера» — этот чудесный рассказ Элис Манро. Я слегка волновался, когда читал рассказ, потому что одна моя ученица — Ивонна Хьюлетт — оказалась в ситуации, слишком похожей на ту, в которой оказалась главная героиня рассказа: ее отец лежал в больнице и готовился к рискованной операции на сердце. Я вспомнил, что случилось с отцом Ивонны Хьюлетт, только когда начал читать «Спутники Юпитера» всему классу. Остановиться или взять другую вещь было уже поздно, и я продолжал. Кстати, это вовсе не жестокий рассказ — наоборот, он греет, если не сказать — обнадеживает, тех детей, у которых родители попали в больницу с больным сердцем. Но все равно, что я мог сделать? Ивонна Хьюлетт совсем недавно пропустила целую неделю занятий, когда у ее отца случился сердечный приступ. Все время, пока я читал рассказ Манро, ее лицо оставалось напряженно застывшим — естественно, она напряглась с первой же строчки: «Отца я нашла в кардиологическом отделении…»

Что же я за бестолочь такая? — подумал я. Мне хотелось прервать чтение и сказать Ивонне Хьюлетт, что все закончится хорошо — хотя и не имел никакого права давать ей подобные обещания, особенно насчет ее бедного отца. Господи, ну и положеньице! Я вдруг почувствовал, что напоминаю себе своего отца, — я ведь сын своего несчастного отца, подумал я. Затем я пожалел о том зле, которое ему причинил. На самом деле в конце концов все получилось правильно — вышло так, что я оказал ему услугу, чего я вовсе не собирался делать.

Оставив пастора в ризнице одного, я забрал с собой бейсбольный мяч и вышел на улицу, размышляя, что он будет говорить на похоронах Оуэна Мини. Когда я поехал повидаться с Дэном Нидэмом, то сунул мяч в «бардачок» своей машины. От ярости я не соображал, что мне делать — вплоть до того, рассказывать вообще Дэну или нет.

Вот тогда-то я и спросил Дэна Нидэма — он ведь никогда не отличался особой религиозностью, — зачем он так настаивал, чтобы мы с мамой перешли в другую церковь, ушли из конгрегационалистской церкви и стали епископалами.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Дэн Нидэм. — Ты же сам все это придумал!

— Постой-постой, а ты что имеешь в виду? — пришла моя очередь удивиться.