Сара кружилась в центре, выпустив руку Энтони-младшего. Потеряв равновесие, она покраснела и покатилась дальше.
— Когда ты собирал информацию об Абдулле и его семье… надеюсь, ты занимался этим не лично?
— Как ты и говорил, никаких следов.
— Полицейские, которые были на месте преступления, знают, кто я такой?
— Я сказал, что ты из СГБ. Как тебя зовут, они, конечно, спрашивать не стали. Не волнуйся, для всех мы — лишь корабли в ночи. Если станет известно, что я дружу с таким греховодником, как ты, это может помешать моему продвижению по службе.
— А «Суперкубок»?
Коларузо пожал плечами.
— Половина полицейских были на этой игре.
— Надо же. — Ракким помахал Саре. — Каким образом ты получил информацию об Абдулле?
— Обратился к одной знакомой из отдела кадров. У нее есть доступ ко всем базам данных в стране, чтобы она могла проверять всех, изъявивших желание работать в полиции.
— Она не спросила, зачем тебе понадобилась эта информация?
— Я сказал, что она нужна мне для выполнения сверхсекретного задания. Кажется, ей понравилась эта идея. — Коларузо поправил плохо завязанный галстук, но узел лучше выглядеть не стал. — Умеренная мусульманка, полная, за тридцать, не замужем, ты понимаешь, к чему она клонила. — Он почесал живот. — Кажется, она немного влюблена в меня. Смеется над всеми моими шутками. Считает крутым парнем. Вероятно, мне придется сыграть роль запретного плода. — Он усмехнулся. — Слышал, что говорят о католиках?
— Что?
— Перестань, не валяй дурака. Прекрасно сам знаешь.
— О чем ты говоришь?
— У католиков больше, — перешел на шепот Коларузо. — У нас… прибор больше, чем у мусульман.
— Никогда не слышал, чтобы подобное говорили о католиках, — с невинным видом произнес Ракким. — Слышал только, что вы неравнодушны к мальчикам-певчим.
— Не начинай. Мы давно решили эту проблему.
Сара с Энтони-младшим остановились у киоска с прохладительными напитками. Сын детектива купил ей чашку горячего сидра. Бросил взгляд на Раккима и быстро отвернулся.
— Какая красивая женщина, — заметил Коларузо.
— Да, — согласился Ракким.
— Тебе повезло.
— Что ты пытаешься сказать?
— Мэри, после того как у Энтони приняли документы, заважничала. Все соседи в радиусе мили знают, что ее сын станет фидаином. Решила устроить грандиозный праздник перед его отъездом в академию. — Коларузо щелкнул суставами пальцев. — Я должен тебе сказать… должен поставить тебя в известность, что если ты захочешь взять в жены одну из наших дочерей, только скажи.
Ракким уставился на него. Сначала Спайдер, теперь Коларузо.
— Я знаю, что все они сравнятся по красоте лишь со старым ботинком, но Мэри-Эллен прекрасно готовит, кроме того, ее бедра словно созданы для родов. Она не обязательно должна стать твоей первой женой. Понимаю, Сара давно застолбила это место. Но ты можешь сделать Мэри-Эллен третьей или четвертой.
— Одной жены больше чем достаточно.
— Кому ты говоришь! Ладно, по крайней мере спросил.
Бывший фидаин улыбнулся:
— Судя по твоему виду, тебе стало легче.
Коларузо хотел что-то ответить, но тут к ним подскочили Энтони-младший и Сара. Юноша старался не смотреть Раккиму в глаза.
40
— Правда, что люди раньше здесь купались?
— Правда.
Морские буровые установки тянулись вдоль всего побережья. Ракким насчитал не меньше сотни. Увенчанные черной пеной волны накатывались на берег. Пляж Хантингтон-Бич покрывали нефтяные пятна. Песок лип к ногам.
— У них было специальное мыло, чтобы отмыться после купания?
— В то время здесь не было столько нефти. — Сара развернула один из сэндвичей с пряной козлятиной, купленных в международном аэропорту имени Бен Ладена. Она отложила в сторону острый перец и откусила огромный кусок. — Ее здесь не добывали.
— Почему? — Раккиму нравилось наблюдать за тем, как она ест. — Бензин был не нужен?
— Нужен, но не настолько. Они предпочитали играть в воде. Катались на досках, кажется, это занятие называлось серфингом. Вероятно, было весело. Сюда приезжали туристы со всего мира, чтобы плавать, ловить рыбу и тратить деньги.
Бывший фидаин огляделся. По широкой дорожке вдоль берега, взявшись за руки, прогуливались пожилые пары и матери с детьми. Сара сочла нужным расстелить одеяло непременно на травянистом склоне среди нежившейся в лучах солнца молодежи. Раккиму исполнилось немногим более тридцати, однако он чувствовал себя неуютно в обществе модернов и католиков с безумным взором, длинноногих и загорелых. Пары без стеснения обнимались на виду у всех. Даже в Зоне такое не представлялось возможным. И уж точно не днем. Тем более на виду у всех.