Молитва по ассасину

— Бред, а не дело. — Детектив отсалютовал стаканом. — По моему разумению, если хочется кого-нибудь убить, иди и убивай. Твое дело. А мое дело — взять тебя за задницу. Но рассаживать людей на диване и переставлять им головы? Кто на такое способен? — Он передвинул стул ближе, продемонстрировав на мешковатом костюме недельной давности пятна от поглощенных на ходу ланчей. — Я серьезный человек, ты меня знаешь. Повидал такое, от чего у тебя глаза вылезут из орбит, как у Хитрого Койота из старого мультика.

— А кто такой этот Хитрый Койот?

Коларузо покачал головой.

— Чувствую себя старым. — Он зачерпнул новую горсть орешков. — Позвонил в отдел по расследованию тяжких преступлений, спросил, не появилась ли в городе очередная банда, занимающаяся бессмысленными убийствами. Помнишь ублюдков, которых я поймал в прошлом году?

— Любителей клея?

— Клея, бензина, скипидара, чего угодно. Они действовали в богатых районах, выбивали заднюю дверь и убивали всех в доме. Быстро и жестоко. Мы находили уши в холодильниках, трупы в печных трубах, но ничего похожего на то, что я увидел сегодня.

— Сегодня работал умный человек.

— Не знаю, кто работал. Или что. — Коларузо проглотил полстакана вина, и у него мгновенно обвисли щеки. — Я просто хочу найти тех, кто это сделал.

— Возможно, нет никакой банды. Думаю, тут действовал одиночка.

Коларузо фыркнул.

— Телохранитель — опытный вояка. Вся грудь в орденах. Как, по-твоему, одиночка мог с таким справиться?

Ракким не стал спорить. Он чувствовал себя измотанным не только из-за увиденного, но и от недостатка сна. После второго стакана вкус вина сделался куда лучше. Перед глазами встал образ Мириам с погруженным в воду лицом. Бывший фидаин вспомнил вес неживого тела, ощущение мокрых волос на пальцах. Одевая ее, он словно боролся с ней, преодолевая сопротивление закоченевших негнущихся конечностей.

— Я убил их, Энтони. Убил всех троих.

— В таком случае можно спокойно закрывать дело.

— Мне казалось, я хорошо замел следы, но кто-то проследил за мной до самого ее дома. С таким же успехом я мог убить их сам.

— Хватит нести околесицу. Хочешь, чтобы я даровал тебе прощение? Легко. Я когда-то имел сан.

Ракким непонимающе уставился на детектива.

— Я правду говорю. Когда мне был двадцать один год, меня посвятили в духовный сан в Вудинвилле. А еще через два с половиной года, как раз после Перехода, я из духовенства вышел. Сообразил, откуда ветер дует, ну и, кроме того, достал обет безбрачия. Когда поступаешь в семинарию, думаешь, будто справишься со всеми проблемами. Потом начинается взрослая жизнь, и оказывается, что твой член думает иначе. Как бы то ни было, я — не священник, но некоторые инстинкты сохранились. Каждую неделю хожу на мессу. Отец Джо выслушивает мои исповеди, потом мы спускаемся сюда и нажираемся. Чего еще ожидать от слуги Божьего? — Коларузо наклонился к Раккиму. — Хочешь, он и твою исповедь выслушает.

— Мусульмане обнажают душу только перед лицом Аллаха.

— Уверен?

— Знаешь, я привык держать собственные грехи в себе. У Аллаха и так предостаточно забот. — Ракким рассмеялся, вернее сделал попытку рассмеяться. По его щекам катились слезы. — Слушай, я напился. Где мне тягаться с вами, католиками.

— Брось, у тебя довольно неплохо получается.

Ракким осушил стакан и постучал им по стойке, требуя повторения. Затем он кивнул на бильярдный стол, стоявший чуть поодаль. Потертое зеленое сукно его в нескольких местах оказалось порвано, однако, несмотря на многочисленные повреждения, он словно манил к себе.

— Почему никто не играет?

— Строжайше запрещено правилами заведения, — пояснил Коларузо тоном заговорщика. — Пару лет назад два умника затеяли сыграть в «восьмерку», да так, м-м… увлеклись, что едва не разнесли весь бар. Отцу Джо кий пришлось сломать о голову одного из них. С тех пор стол здесь исключительно в качестве предмета интерьера.

— Шрам остался?

Детектив с кривой ухмылкой почесал затылок.

— Нет, но голова иногда побаливает.

Большое зеркало перед ними отражало полицейских, сидевших за стойкой бара. Ракким рассеянно поглядел на них. Нет, он не жалел о визите сюда. Приглашение Коларузо оказалось как нельзя кстати. В темном подвале с низкими потолками собирались крутые ребята, сильные, озлобленные и не нуждающиеся в суете и блеске Зоны. Энтони-старший часто называл местных завсегдатаев певчими, хотя мало кто из них действительно исповедовал католицизм. Лютеране и католики, агностики и атеисты, сержанты и детективы, даже простые патрульные — сюда не совались лишь высшие чины. И пусть они не страдали от избытка религиозности, им, без сомнения, хватало гордости отказаться от перспективы укрепить собственное положение, изобразив принятие истинной веры. Пол в баре покрывал слой пыли и мусора. На стенах висели фотографии известных боксеров и изображения Христа с пронзенным сердцем. Этот подвал служил идеальным пристанищем для тех, кто желал мирно накачаться дешевым вином, сгладить шероховатости тяжелого дня, заказывая стакан за стаканом.

— Не хочешь рассказать о книгах, которые ты вынес из дома?