Молния

В час тридцать раненый проснулся и сначала не мог сообразить, где он находится. Он снова попросил воды, и Лора его напоила. Он сказал, что ему стало лучше, хотя он чувствует большую слабость и все время хочет спать. Он попросил, чтобы его подняли повыше. Крис достал из шкафа дополнительные подушки, и вместе с Лорой они подложили их ему за спину.

- Как вас зовут? - спросила Лора.

- Штефан. Штефан Кригер.

Лора тихо повторила имя; это было хорошее имя, не очень звучное, но солидное, как и положено мужчине. Но оно мало подходило ангелу-хранителю, и она невольно улыбнулась при мысли, что после стольких лет, включая два десятилетия, когда она перестала верить в его существование, она по-прежнему ожидала, что его имя будет мелодичным и неземным.

- И вы из...

- Тысяча девятьсот сорок четвертого, - повторил он. Пот мелкими каплями выступил у него на лбу от усилий держаться в сидячем положении; а может быть, его взволновали воспоминания о тех временах и местах, откуда началось его путешествие. - Берлин в Германии. Знаете, был такой выдающийся польский ученый Владимир Пенловский, некоторые его считали немного сумасшедшим, даже безумцем.

Он жил в Варшаве и двадцать пять лет разрабатывал теорию о природе времени, пока Германия и Россия не сговорились о вторжении в Польшу в 1939 году...

По словам Штефана Кригера, Пенловский симпатизировал нацистам и приветствовал вторжение гитлеровских войск в Польшу. Возможно, он знал, что получит от Гитлера финансовую поддержку для своих исследований, на что он не мог рассчитывать, когда у власти находились более трезвые умы. Заручившись покровительством самого Гитлера, Пенловский и его ближайший помощник Владислав Янушский перебрались в Берлин, и создали институт исследований природы времени, столь засекреченный, что он не имел официального названия. Его называли просто "Институт". Там в сотрудничестве с немецкими учеными, в равной степени преданными идее и такими же прозорливыми, питаемый обильным потоком средств "третьего рейха", Пенловский проник в тайну времени и передвижения в пространстве дней, месяцев и лет.

- Блицштрассе, - сказал Штефан.

- "Блиц" - это значит "молния", - подхватил Крис. - Как "блицкриг" - "молниеносная война" во всех этих старых фильмах.

- Тут это означает "Молниеносный Транзит", - пояснил Штефан. - Транзит сквозь время. Дорога в будущее. Скорее ее можно было бы назвать "Цукунфтштрассе", или "Дорога в будущее", - рассказывал Штефан, - поскольку Владимир Пенловский не изобрел способа отправлять людей назад в прошлое с помощью созданных им Ворот. Они могли двигаться только вперед, в свое будущее, и возвращаться обратно в свою эпоху. Видимо, существует некий космический механизм, который не дает путешествующим во временном пространстве вмешиваться в их собственное прошлое, чтобы изменить настоящее. Видите ли, если бы они могли двигаться назад во времени, в свое собственное прошлое, то возникли бы...

- Парадоксы! - возбужденно воскликнул Крис.

Штефан с удивлением посмотрел на мальчика: он не ожидал услышать от него подобное слово.

Улыбаясь, Лора сказала:

- Как я вам уже говорила, мы довольно долго обсуждали вопрос о вашем появлении, и путешествие во времени показалось нам наиболее логичным объяснением. Что же касается Криса, то перед вами мой собственный эксперт в области загадочного и неведомого.

- Парадокс, - согласился Штефан, - одно и то же слово в английском и немецком языках. Если путешествующий во времени сможет возвращаться назад в свое прошлое и влиять на какое-то историческое событие, то подобное изменение будет иметь грандиозные последствия. Оно может изменить то самое будущее, из которого он явился. Значит, он возвратится не в тот мир, который покинул.

- Парадокс! - Крис был в восторге.

- Парадокс, - согласился Штефан. - Природа явно отвергает парадоксы и не позволяет путешественнику во времени создавать такие прецеденты. И слава Богу. Потому что... представьте себе, что Гитлер направил в прошлое убийцу, чтобы уничтожить Франклина Рузвельта и Уинстона Черчилля задолго до того, как они пришли к власти, что, в свою очередь, привело бы к избранию на эти должности других людей в США и Англии, которые не были бы такими выдающимися личностями и с которыми легче было бы справиться, а это помогло бы Гитлеру одержать победу в сорок четвертом году или даже раньше.

Он говорил с большим подъемом, но было ясно, что его силы на исходе, и Лора видела, как он слабел с каждым словом. Пот вновь заблестел у него на лбу, хотя он лежал неподвижно и не подкреплял свою речь жестами. Резче обозначились круги под глазами. Но Лора не останавливала его, не настаивала на отдыхе: она хотела, она была обязана услышать все, что он расскажет; к тому же он вряд ли позволил бы ей прервать повествование.