Молния

– Умоляю, не вешайте трубку, вы совершенно правы, я свалял дурака, присылая вам эти вещи, я идиот, поэтому дайте мне хотя бы минуту, чтобы объясниться, так как, когда вы пришли, я чинил посудомойку, вот потому-то я и был таким чумазым, грязным и потным, мне ведь пришлось самому вытаскивать ее из-под кухонного прилавка, хотя посудомойку должен был чинить домохозяин, но пока он договорится с фирмой, уйдет неделя, а я, в принципе, рукастый и могу починить что угодно, все равно день выдался дождливым и мне совершенно нечего было делать, вот я и решил заняться починкой, ведь я вообще не думал, что вы можете приехать. Меня зовут Дэниел Пакард, но это вы и так знаете, мне двадцать восемь, до семьдесят третьего я служил в армии, три года назад окончил Калифорнийский университет в Ирвайне по специальности «бизнес», сейчас работаю фондовым брокером, но продолжаю ходить на вечерние курсы в университете, именно там я и наткнулся на ваш рассказ о жабе в университетском литературном журнале, рассказ потрясающий, мне жутко понравилось, колоссальный рассказ, поэтому я пошел в библиотеку, порылся в старых выпусках, желая найти что-нибудь еще, что вы написали, и прочел буквально все, и в основном это было здорово, чертовски здорово, не все, конечно, но многое. И по ходу дела я в вас влюбился, как в автора этих произведений, потому что они такие прекрасные и такие подлинные. И вот как-то вечером я сидел в библиотеке, читал еще один ваш рассказ – они не выдают на руки старые выпуски литературного журнала, они у них в подшивке, поэтому их можно читать только в библиотеке, – а библиотекарь, проходя мимо, наклонилась ко мне и спросила, нравится ли мне ваше творчество, на что я ответил утвердительно, и тогда она сказала: «Что ж, автор сейчас здесь, сидит вон там, можете сами сказать ей, что это хорошо», и там действительно через три стола от меня со стопкой книг сидели вы, что-то, хмурясь, выписывали, и вы были великолепны. Понимаете, я знал, что у вас прекрасная душа, потому что ваши рассказы были прекрасны, но я и подумать не мог, что вы окажетесь настолько прекрасной и внешне тоже, но не решался к вам подойти, потому что я всегда немел и цепенел в обществе красивых женщин, возможно, так как моя мать была красивой, но холодной и неприступной, поэтому, быть может, я думал, что все красивые женщины станут меня отвергать, подобно моей матери, – немного скороспелый анализ, – но мне было бы куда легче, если бы вы оказались обладательницей некрасивой или, по крайней мере, самой заурядной внешности. Вспомнив о вашем рассказе, я решил использовать жаб, разыграть роль тайного поклонника с подарками, чтобы вроде как расположить вас к себе, и даже планировал открыться вам после третьей или четвертой жабы, но все тянул с этим делом, поскольку, думаю, опасался быть отвергнутым, и я понимаю, что ситуация с каждой очередной жабой становилась все более нелепой, однако я не мог просто остановиться и забыть вас, но вместе с тем не мог предстать перед вами, вот такие дела. У меня и в мыслях не было ничего дурного, и, конечно, я не хотел вас расстраивать, поэтому простите меня, пожалуйста, надеюсь, вы сможете.

Наконец он совсем выдохся и остановился.

– Хорошо, – сказала Лора.

– Могу я вас куда-нибудь пригласить?

– Да, – неожиданно для себя ответила Лора.

– На обед и в кино?

– Отлично.

– Сегодня вечером? Я заеду за вами в шесть?

– Ладно.

Лора повесила трубку и еще долго стояла, тупо глядя на телефонный аппарат. И наконец громко произнесла:

– Шейн, ты что, рехнулась? – После чего добавила: – Но ведь он говорил, что мои рассказы такие прекрасные и такие подлинные. – Лора прошла в спальню, оглядела коллекцию жаб на прикроватном столике. – Он то молчит, словно воды в рот набрав, то болтает без умолку. Шейн, а что, если он психопат-убийца? – И продолжила: – Да, очень может быть, но при всем при том он великий литературный критик.

Поскольку Дэниел предложил пообедать и сходить в кино, Лора надела серую юбку, белую блузку и красно-коричневый джемпер, однако Дэниел появился в темно-синем костюме, белой рубашке с отложными манжетами, синем шелковом галстуке с заколкой, с шелковым платком в нагрудном кармане пиджака и в начищенных до блеска нарядных туфлях, словно собирался на открытие оперного сезона. С раскрытым над головой зонтом Дэниел проводил Лору от дома до автомобиля, осторожно взяв ее под правую руку с таким торжественным видом, словно боялся, что она может растаять от одной-единственной капли дождя или разбиться, как хрустальная ваза, если, не дай бог, поскользнется и упадет.

Учитывая разницу в одежде и в размерах – при росте пять футов пять дюймов и весе сто пятнадцать фунтов Лора была на целый фут ниже и вдвое легче, чем Дэниел, – Лоре казалась, что она идет на свидание с отцом или старшим братом. Лору трудно было назвать миниатюрной, но рядом с Дэниелом она чувствовала себя Дюймовочкой.