Молния Господня

  в которой неожиданно выясняется общность поэтических вкусов синьора Элиа Леваро  и его милости мессира Империали, но обнаруживается,  что, несмотря на то, что оба предпочитают одного и того же поэта,  восхищаются они совершенно разными его стихами.  В ней же инквизитор напоминает прокурору и его людям некоторые принципы  логического мышления, не то чтобы не знаемые последними,  но скорее - просто подзабытые.

  На Рождество инквизитор наотрез отказался ехать в Больцано, уютно устроившись возле камина с небольшим томиком каких-то стихов, бутылкой сицилийского вина и котом Схоластиком. Господь явился в мир - а он должен ехать за тридевять земель? Не дождетесь, синьоры. Уверения Элиа, что за пять часов они доберутся - действия не возымели, Вианданте твёрдо решил праздновать Святую ночь в Тренто.

  Леваро вздохнул и покорился, тем более, что было обстоятельство, склонявшее и его провести Рождество дома: Терезе удалось, используя непререкаемый авторитет его милости инквизитора Тридентиума, приобрести у поставщика Джануарио Бречетти лучшего из имевшихся у него кабанчиков. Он был не только на порядок толще всех остальных, но и имел особо толстый пятак и мясистые уши, в чём знатоки видели знак необычных вкусовых качеств. Синьор Бречетти утверждал, что выкормлены продаваемые им животные исключительно желудями, а этот - ещё и трюфелями, которые выкапывал и сжирал с необыкновенной быстротой.

  Сеньор Бречетти и кабанчик не обманули их ожиданий. Поросёнок был почти вдвое толще того, которым Бари отметил рождение своего сынка Лучетто. И вот теперь Элиа, дегустируя мясо и разбирая с Терезой достоинства упомянутого кабанчика, внюхиваясь в аромат ветчины, восторженно цитировал звучные строки Горация.

  "Кто не охотник до пресного мяса, пусть выберет

  Умбрийских кабанчиков, желудем дуба откормленных,

  Но лаврентийский не годен: вонючую ест он осоку..."

  Джеронимо с удивлением поднял голову. Он и не знал, что Элиа любит Горация. Спросил, почему? Элиа, не задумываясь, жестко ответил, что иначе и быть не может. В лесистой Перудже в Умбрии на берегах Тразименского озера - самые лучшие дубы, на них желуди - как груши, и кабанье мясо там - вкуснейшее. Кабан же, откормленный на болоте - гадость несусветная - мясо воняет тиной.

  - Goloso, ghiottonе, лакомка, - Вианданте усмехнулся и уточнил вопрос. - Тебе, я вижу, нравится Гораций? Почему?

  Элиа снова не задумался ни на минуту.

  -А! Это же школа жизни! - и процитировал с трепетным восторгом:

  "Продолговатые яйца - запомни! - вкуснее округлых: за званым обедом их подавай,

  В них крепче желток, ибо скрыт в нём зародыш пола мужского.

  Капуста, растущая в поле, вкуснее той, что росла под горой и испорчена лишним поливом.

  Если гость вдруг явился, то курицу, чтобы мягче была, живьем окунуть в молодое фалернское надо.

  Лучший гриб - луговой; а другие - похуже. К тому же весьма для здоровья полезно есть шелковичные черные ягоды после обеда.

  Если живот отягчен, то мелких раковин мясо иль щавель скоро его облегчат и свободно,

  если белым косским вином все это было запито.

  Устрицы толще всего, когда луна прибывает, но лучше в Лукрине простые улитки,

  чем в Байском заливе даже багрянка; цирцейские устрицы вкусны,

  Еж водяной - из Мисена, а гребень морской - из Тарента".

  Тереза почему-то восприняла стихи поэта в упрёк себе.

  - Умник этот ваш Гораций! Любому понятно, что в Ионии прекрасные устрицы. Да только пока их из Апулии привезут, из самого-то Таранто, они трижды пропасть успеют!

  - Это верно, Тереза, но будем надеяться, что кабанчик-то не пропадёт. - Инквизитор задумчиво листал страницы. Как выяснилось, томик стихов в его руках как раз принадлежал любимцу Мецената. - Да, вот они, эти, исполненные столь глубокого смысла строки. Я их как-то пропустил.

  "Важно запомнить все свойства различных подливок. Та, что попроще, она состоит из чистого масла

  С чистым вином и рассолом пахучим из скумбрии, им в Византии все бочки воняют.

  Если же в ней поварить, искрошивши, душистые травы, их настояв на корикском шафране,

  а после подбавить масла венафрского к ней, то вот и другая подлива!".

  Подумать только - этому рецепту тысяча шестьсот лет!

  - Я пробовал обе, - похвалился Элиа, - но корикского у меня шафрана не было и я взял обыкновенный. Но как ты мог пропустить такие строки? Ты не любишь Горация? Предпочитаешь Алигьери? Или Вергилия?

  Нет, Джеронимо любил Горация. Часто перелистывал. Его к тому же страстно любил Аугусто Цангино, один из его учителей, но стихи об устрицах тот, будучи строгим постником, никогда не цитировал. Самого же Вианданте просто одолело любопытство.

  - Объясни мне, Бога ради, Элиа, смысл того демонического обряда, что описывает Гораций: