Молния Господня

Ведьмовские дела разнятся, пояснил Элиа, жаль, что святые отцы наши Инститорис и Шпренгер не провели это различие в своем глубочайшем труде. Шесть колдовских дел из десятка — просто чистой воды надувательство, работа шарлатанов и жуликов. Иные ловко прикрываются даже личиной святости. Коллеги из Трибунала на его родине рассказывали дивную историю. Там объявилась некая святоша Джованна, уверявшая, что параличная и ей нельзя сходить с постели. Самые знатные дамы Вероны отправлялись к ней и считали себя осчастливленными, когда их допускали говорить с нею. Её просили обратиться к Богу, чтобы исцелиться от болезни, избавиться от бесплодия в браке, получить помощь в невзгодах. Джованна отвечала на всё как вдохновлённая, прорицающая будущее. В свете только и говорили о её чудесах и добродетели. Она приобщалась ежедневно и уверяла своих посетителей, что питалась только евхаристическим хлебом. Обман продолжался несколько лет. Но в 1513 году она была заключена в тюрьму инквизицией. Арестовали также священника местного храма и монаха, её духовника. Их обвинили в пособничестве монахине в её обманах для получения значительных сумм, которые самые богатые и знатные веронские дамы и другие набожные лица с полным доверием передавали в её руки, чтобы она раздавала их в виде милостыни, кому захочет. Для установления репутации святости Джованны оба клирика придумали бесчисленное множество лживых легенд, служивших для прикрытия их постыдных сношений с нею.

— Есть и другая разновидность шарлатанства, — продолжал Леваро, состроив шутовскую мину, — без нимба святости. Продувная бабёнка стирает в порошок сухие листья, добавляет туда сушёный укроп и куриные экскременты — словом, все, что найдется во дворе и сарае, рассовывает их по мешочкам и продает за пятьдесят сольди от сглаза. Такая же смесь продается и как любовно-приворотная, за те же пятьдесят сольди. Реальную помощь это снадобье может оказать разве что как рвотное, стоящее у любого аптекаря два сольди, но это неважно, — лицо Леваро было теперь живым и подвижным, по щекам ходили желваки, сильно его молодившие, глаза сияли, он сам упивался своим рассказом. — В итоге, она очищает свой двор от мусора и куриного помёта, да ещё и неплохо зарабатывает на этом. При этом почти ничем не рискует. Если приворот не удался и вожделенный синьор по-прежнему не обращает никакого внимания на пытающуюся его приворожить каракатицу, всегда можно сказать, что она-де неправильно произнесла заклинание, или выбрала не тот час для приворота. Изобретательность плутов так же неисчерпаема, как легковерность глупцов.

— А почему — каракатицу? — Джеронимо навострил уши, явно заинтересовавшись лекцией Элиа.

Гильельмо Аллоро тоже начал прислушиваться к разговору.

— Как я наблюдал, клиентурой шарлатанок всегда бывают глупышки да уродки. Умная красавица найдет дружка и без колдовства.

— Ну, ясно. Это шарлатанки. Но Массимо Руджери мертв. И убил его не куриный помёт. И Белетта с детскими трупиками — не шарлатанка.

— Разумеется. Я же сказал — шесть из десяти. — Леваро почесал кончик носа, — Из четверых оставшихся две — и Белетта, судя по всему, из их числа — будут остервенелыми и обезумевшими потаскухами, чья промежность словно вымазана перцем и готовых похоти ради не то, что на сделку с дьяволом, а вообще на всё.

— Леваро! — Прокурор вздрогнул. Инквизитор обернулся к Аллоро. Гильельмо густо покраснел. — Лелло, мальчик мой, тебе такие вещи неинтересны… — и проводив его взглядом, продолжал, — прошу вас, Леваро, в присутствии моего канониста никогда не употреблять подобных выражений. И вообще не говорите при Джельмино о женщинах.

Леваро изумленно посмотрел на него, но, игнорируя этот взгляд, Вианданте оживлённо продолжил:

— Ну, а две оставшиеся?

Леваро почесал за ухом. «Две оставшиеся принимают заказы на убийства. И они, увы, не шарлатанки. Потому что в результате всегда имеется труп. Как это происходит — выше разумения. Никто никогда не видит эту тварь рядом с убитым. Никто не может объяснить, что убивает несчастного. Мы говорим — Дьявол, но Прародитель Зла, увы, неподсуден Трибуналу. Наказывать приходиться его орудие».

— Но и потаскухи, как я понял, не брезгуют убийствами?

— Не брезгуют, но убивают в эротическом исступлении и помешательстве, а не за деньги. Если этого различия между ведьмами не проводить, разобраться в происходящем трудно.

— А Гоццано разбирался?