Молния. История о Мэри Эннинг

Он лгал. И я это видела. Я посмотрела на матушку. Но та лишь покачала головой и продолжила штопать его чулок как ни в чем не бывало.

— Ну что, Мэри! — воодушевленно воскликнул отец, до боли напомнив себя прежнего. — Расскажи-ка еще разок, чем тебя так привлек труп несчастной лошади, а? Уж не вампирчик ли ты часом, моя малышка Молния? Ба! — воскликнул он, заметив на мне другое платье. — Да у тебя новый наряд! Ну подойди же, обними своего старика отца, умница моя!

Он крепко прижал меня к себе, и я вновь уловила знакомый кисловатый запах. Меня терзал страх. И гнев. Он был сильнее всех других чувств. Неужели беда вернулась и нас снова ждут тяготы и невзгоды?

В ту ночь я молилась так горячо, как только умела. Я просила Бога о том, чтобы Он спас отца. Предлагала Ему сделку: пусть отец выживет, а я пострадаю, или пусть умрет быстро и безболезненно. Все что угодно, лишь бы только наша жизнь вновь не перевернулась с ног на голову непонятно зачем.

Утром обнаружилось, что отцовская сорочка залита кровью спереди, а моя — сзади, чуть ниже поясницы, словно я ненароком села на распотрошенную рыбу. Казалось, Господь решил умертвить нас обоих.

15

М

АТУШКА ПРЕРЫВАЕТ МОЛЧАНИЕ

К полудню в крови было уже все мое нижнее белье. Откуда она шла, я не понимала, но чувствовала страх и стыд, а еще ноющую пронзительную боль где-то внизу живота. Казалось, меня кто-то ел изнутри.

А что если я умру от потери крови? Что если Господь наказывает меня за то, что я назвалась ученым? Что если я заключила договор не с Богом, а с самим дьяволом? Я взяла у матушки пеленку, в которую она обычно кутала младенцев, и попыталась остановить кровь. А потом тайком ушла стирать ночную сорочку и нижнее белье во дворе, но матушка все-таки нашла меня.

Она оттащила меня от таза, в котором я стирала одежду, и крепко обняла. А потом поцеловала в макушку и тихо промолвила:

— О, Мэри… малышка моя… Как же быстро нынче взрослеют дети! Пора знакомиться с радостями и тяготами женской жизни, моя девочка… точнее, девушка — теперь тебя надо звать так.

Я вывернулась из ее рук и вернулась к стирке.

— Я что, умру? — тихо спросила я. — Или скоро рожу ребенка?

— Боже, нет конечно! Ты стала девушкой, только и всего! Такова наша природа!

— Почему ты меня заранее не предупредила? — спросила я, стиснув зубы, а бесчисленные Мэри в моей голове бросились врассыпную, истошно кудахча, как куры с отрубленными головами.

— Я и не думала, что это случится так скоро! Ты все­гда вела себя по-мальчишески, но женское бремя тебя не минуло. Однажды Господь одарит тебя и женской радостью. И ты поймешь, что оно того стоит. — Матушка нежно погладила округлившийся живот.

И тут во мне вспыхнула ярость. Я принялась исступ­ленно оттирать пятна с мокрого белья, а по щекам побежали горячие слезы и закапали в покрасневшую воду в тазу.

— Пойдем, — сказала матушка и мягко потянула меня за собой. — Пусть одежда пока замачивается. Ты так в ней дырку протрешь. Давай посидим и поговорим. Я расскажу, что тебя ждет.

Я стряхнула с плеча ее руку.

— У меня только один вопрос. Кровь вообще остановится? Или вся вытечет и я умру?!

— Остановится. Но снова пойдет через месяц, и так каждый раз, пока ты не зачнешь ребенка, а когда состаришься и уже не сможешь иметь детей, кровотечения совсем прекратятся.

— Вот бы состариться прямо сейчас! Вот бы все прямо сейчас и закончилось!

— Понимаю тебя, Мэри. Понимаю. В первый раз всегда тяжело и страшно, но такова наша природа, и ее нужно принимать. С этим все равно ничего не поделаешь. Однажды ты, Мэри, захочешь своих де­точек…

— Ну почему? Почему только и разговоров, что о деточках, мужьях и о том, как важно выполнять волю мужчин? — накинулась я на нее. — Неужели и поговорить больше не о чем? Неужели ничего другого меня не ждет? Неужели это все, на что я гожусь? Для чего? Для чего я выжила после удара молнии, если меня ждет такая жалкая участь? Это несправедливо! А мужчины? У них тоже идет кровь? По лицу твоему вижу, что нет! А за что тогда женщины так страдают?

Матушка погладила меня по голове.

— Такова наша женская доля, Мэри. Такова наша природа, я ведь уже говорила. С мужчин другой спрос. Господь свидетель, твой отец несет тяжелый крест.

— Ты говорила, он сам виноват в том, что расшиб себе голову. Сам виноват! А я разве виновата? Я что, хотела становиться женщиной? Ничего подобного! Терпеть это все не могу! Ненавижу! — я ударила себя кулаком в грудь. — Ненавижу детей, мужей, бедность, болезнь, страдания, несправедливость! Чем мы провинились? За что нам такое наказание? А с отцом что будет? Я молилась Богу, но Он меня не послушал. Только послал кровотечение — и мне, и отцу! Сильно же Он заботится о таких, как мы, нечего сказать! Как же это несправедливо! До чего нечестно!

Матушка печально посмотрела в мои глаза.

— Кто тебе сказал, что в жизни есть место справедливости, Мэри? Уж точно не я. Жизнь есть жизнь. Нужно ее принимать и благодарить Бога за Его милосердие и доброту.