Молния. История о Мэри Эннинг

Среди темных туч надо мной замаячил просвет, и вдруг откуда ни возьмись внутри всколыхнулось знакомое предчувствие — ощущение, что вот-вот случится нечто важное, произойдет какая-то перемена! Я почувствовала на себе отцовский взгляд и обернулась.

Но его нигде не было.

А потом вдалеке послышались шаги и частое дыхание собаки. Я вытянулась, чтобы лучше видеть, кто отвлекает меня от мыслей и от работы.

Ко мне шел рослый светловолосый незнакомец со спаниелем на поводке. По виду это был совсем еще щенок, притом непослушный: он тянул хозяина вперед, шаловливо кидался то туда, то сюда, путался у незнакомца под ногами.

Во мне вдруг вспыхнуло раздражение. Это мой пляж. Мое убежище. Беспечным юношам с еще более беспечными псами здесь делать совершенно нечего!

— Мэри! Неужто не узнала меня? — спросил незнакомец.

Я тут же безошибочно распознала этот голос, хотя он был немного грубее и ниже, чем тот, к которому я привыкла. Генри!

Генри подошел ко мне с широкой улыбкой на загорелом лице. Он хотел было меня обнять, но я вовремя отпрянула. Меня обуревала лавина непрошеных чувств: радость, восторг, гнев, недоверие.

Я глубоко вздохнула.

— Так, значит, ты вернулся, — начала я, пока щенок обнюхивал мое платье, стегая нас своим пушистым хво­стом с такой силой, что мы чудом удерживались на ногах.

— Ага. Но, боюсь, ненадолго.

Он попытался удержать мой взгляд, но я отвела глаза и посмотрела на море.

— Взял отгул, да?

— О боже, нет, конечно! Меня выгнали! — Тут он заговорил раскатистым, низким и самодовольным голосом. — «Молодой человек! У вас хромает дисциплина. Служба в этом полку не для вас. Больше мы вам ничем помочь не можем. С военной карьерой можете распрощаться». Как рад я был это слышать, Мэри! Ты бы знала! Больше никаких падений Трои! Больше никаких построений, никакой муштры и прочей чуши! Да и потом, война кончилась, я им больше ни к чему! Бонапарт побежден, а я свободен! Совсем как ты! И, как и ты, собираюсь исполнить свою мечту!

Я не сдержала печального смеха. Мечта! Да что он вообще знает о моих мечтах? Грезы — удел дураков, на худой конец, тех, кто спит, и все же я прикусила язык и промолчала.

— Хочу при первой же возможности присоединиться к Геологическому обществу Лондона! — поведал он. — Предлагаю и тебе это сделать! Общество новое и очень прогрессивное. Мы многого сможем достичь, Мэри! Ты как никто заслуживаешь стать его членом! Ты ведь теперь знаменитость! Баклэнд — знаю, вы уже знакомы — часто говорит о тебе и очень тебя уважает, а я нежусь в лучах твоей славы, ведь я не просто ученик самой госпожи Эннинг, но и ее давний друг.

Нежится в лучах славы, значит. Впрочем, это вполне в его духе: Генри всегда был похож на щенка, что ластится у ног в ожидании, когда его погладят, как ластился теперь его спаниель, повизгивая, извиваясь, неустанно виляя пушистым хвостом. И все же в глубине души я была рада нашей встрече, несмотря на всю глупость представлений Генри о моей славе.

— Присоединиться к этому твоему обществу? Что за чушь! Да я скорее унаследую огромное состояние и получу титул леди! Что же до моей славы — это все твои фантазии! — ответила я полушутя, но не без горечи.

По лицу Генри пробежала тень тревоги.

— Но с тобой ведь советуются ученые люди! Я знаю! А в Лондоне до сих пор судачат о твоем ихтиозавре…

— Его нашел Джозеф, — поправила я.

— Череп — да, но ведь и ты, и я, и Баклэнд знаем, кто отыскал остальные кости.

— Пусть так, но никуда вступать я не собираюсь, вот еще глупости! — продолжила я, вновь ощутив острую обиду на несправедливость моего положения. — Эти богатенькие всезнайки съезжаются сюда из своих Лондонов, Оксфордов и Кембриджей и обгладывают мой мозг, будто рыбную косточку. Не обольщайся, думая, будто они примут меня в свой круг: этому не бывать. Ты старше меня, Генри де ла Беш, и куда образованнее — мне таких знаний в жизни не получить, и все же ты совсем ничего не знаешь об этом мире и грезишь о том, чему не суждено сбыться. Ну что, поможешь мне или пойдешь со щенком домой к матушке?

— Узнаю твою прямоту, Мэри! — воскликнул он и взглянул на меня с неподдельной серьезностью. — Признаю, ты куда мудрее меня. Я всегда говорил, что ты мудра не по годам — мне за тобой не угнаться. Но позволь как старому другу тебя отстоять — помяни мое слово, я добьюсь справедливости! Ты доказала делами, что ты настоящий ученый, а люди пускай судачат себе о чем хотят. Поверь в это, поверь в себя так же, как в тебя верю я. А щенок… Он теперь твой! Это твой новый друг!

Он внимательно посмотрел мне в глаза, словно ожидая, что я приду в такой же восторг, как и он. Во мне же вскипела досада. Зачем мне собака, а уж тем более курчавый породистый спаниель? Таких пристало заводить охотникам, имеющим слуг, которые будут отмывать белоснежные лапы от грязи. Да и потом, его ведь надо кормить! О нем нужно заботиться!