Молодая элита (ЛП)

Мне пятнадцать. Отец приглашает в наш дом несколько потенциальных женихов, чтобы они взглянули на меня и Виолетту. Сестра очаровательна, нежна и застенчива, с ее губ не сходит улыбка. «Мне тоже невыносимо, когда они разглядывают меня, — всегда повторяет мне она. — Но ты должна постараться, Аделина». Я вижу, как она перед зеркалом тянет вниз вырез платья, больше оголяя грудь, и с улыбкой любуется тем, как лежат на плечах ее локоны. Я не знаю, что и думать обо всем этом. Мужчины за ужином рассыпаются перед ней в комплиментах. Посмеиваются и чокаются бокалами. Я пытаюсь последовать совету сестры — изо всех сил кокетничаю и улыбаюсь. Я замечаю голодную страсть в их глазах каждый раз, когда они смотрят на меня. Их жадные взгляды надолго задерживаются на моих ключицах, груди. Я знаю, что меня они тоже хотят. Но не в качестве жены. Один из них шутит, что если я в одиночестве выйду в сад, то он зажмет меня в уголке. Я смеюсь вместе с ним, а сама представляю, как подливаю ему в чай яд и наблюдаю за тем, как его лицо багровеет и искажается в муке. Представляю, как склоняюсь над ним, терпеливо ожидая его конца, наслаждаясь видом его умирающего, корчащегося в агонии тела, и отсчитываю последние оставшиеся ему минуты. Виолетта и вообразить себе такого не может. Она во всем видит радость, надежду, любовь и вдохновение. Как наша мама. Я же пошла в отца.

И снова образы испаряются в воздухе, а я смотрю прямо в глаза Рафаэля. В его взгляде читается настороженность с примесью интереса.

— Бог любви Амаре, — говорит он. — Розеит показывает пылкость и склонность к ослепляющей, затмевающей разум страсти.

Наконец он поднимает янтарь и ночной камень. Янтарь красиво светится золотисто-оранжевым цветом, ночной же камень неказист: просто кусок горной породы — темный, шероховатый и тусклый.

— Что мне нужно сделать сейчас? — спрашиваю я.

— Возьми их.

Рафаэль берет меня за руку. Я краснею, ощущая мягкость его ладони и нежность пальцев. Он задевает мой сломанный палец, и я, поморщившись, высвобождаю руку. Рафаэль смотрит мне прямо в глаза. Хотя он не спрашивает, почему я так отреагировала на его прикосновение, кажется, он всё понимает.

— Не бойся, — тихо говорит он. — Раскрой ладонь.

Я выполняю его просьбу, и он осторожно опускает в мою руку самоцветы. Я сжимаю их в пальцах.

Меня захлестывает волна неистовой, жгучей ярости. Рафаэль отпрыгивает, а я со стоном падаю на колени. Вырвавшийся из уголков сознания шепот заполняет все мои мысли. Он приносит с собой шквал воспоминаний о том, что я пережила и не могу позабыть. Отец, ломающий мне палец, кричащий на меня, бьющий меня, не обращающий на меня внимания. Ночь под дождем. Его размозженные ребра. Долгие ночи в темнице Инквизиторов. Бесцветные глаза Терена. Издевающаяся надо мной, швыряющая в меня камни толпа. Железный столб.

Я крепко зажмуриваюсь и зажимаю уши ладонями в отчаянной попытке ничего этого не видеть и не слышать, но воспоминания наслаиваются одно на другое, окутывая сознание густой дымкой, грозящей погрузить меня во тьму. Со стола Рафаэля слетают бумаги. Разбивается стекло в светильнике.

Хватит. Хватит. ХВАТИТ. Я уничтожу всё, что угодно, лишь бы это прекратилось. Я уничтожу всех вас.

Неистовая ярость внутри меня кипит и клокочет, жаждая вырваться на свободу. Я сцепляю зубы и сквозь весь этот дикий вихрь слышу шепот отца:

«Я знаю, какая ты на самом деле. Кто захочет тебя, Аделина?».

Моя ярость усиливается. Все. Все они истекут кровью у моих ног.

Затем заполняющий сознание шепот пропадает. Голос отца исчезает, оставив в подрагивающем воздухе воспоминание о себе. Я стою на коленях. Неожиданная ярость ушла, и теперь меня бьет крупная дрожь. Всё лицо залито слезами. Рафаэль не двигается. Мы долгое мгновение смотрим друг на друга, а потом он все-таки подходит и помогает мне подняться на ноги. Он показывает, чтобы я села в кресло у его стола, и я с радостью опускаюсь в него, наслаждаясь покоем после разбушевавшейся ярости. Я ощущаю такую слабость, что еле могу держать голову прямо. Меня клонит в сон.

Через какое-то время Рафаэль, прочистив горло, очень тихо произносит:

— Близнецы Формидите и Кальдора, ангелы страха и ярости. Янтарь показывает спрятанную в глубине души ненависть. Ночной камень — тьму и страх. — Нерешительно помолчав несколько секунд, он смотрит мне в глаза. — Что-то очерняет твое сердце, что-то темное и мучительное. Оно травит тебя годами, взращенное и лелеемое. Я никогда ничего подобного не ощущал.

«Это взрастил во мне мой отец». От воспоминаний о жутких иллюзиях, ответивших на мой зов, по телу проходит дрожь. В углу комнаты таится призрак отца, полускрытый разросшимся плющом. На самом деле отца здесь нет. Он мертв, и это всего лишь иллюзия. Но я, безо всяких сомнений, вижу его силуэт и чувствую исходящий от него холод. Он ждет меня.

Я отвожу от него взгляд, чтобы Рафаэль не решил, что я спятила.

— Что… — начинаю я, но мне приходится прокашляться, прежде чем продолжить: — Что это значит?