Молодая и покорная (ЛП)

Борясь с нетерпением, Хаммер поднялся по лестнице в бар. И каково же было его удивление, когда он увидел Лиама, который сидел на высоком стуле, и, наклонившись к чашке, медленно цедил тот самый ужасный кофе.

— Доброе утро, — сухо сказал Хаммер.

Едва посмотрев на него, Лиам кивнул и сделал еще один глоток отвратительного пойла, втянув воздух сквозь зубы, когда горячая жидкость обожгла язык.

— Боже, ну и дерьмо.

Хаммер опустил взгляд и уставился на содержимое своей чашки.

— Так и есть. Кто его варил?

Ворча себе под нос, Лиам отставил свою чашку в сторону.

— Я его варил.

Признаться, вышло чертовски паршиво.

Хаммер поставил свою чашку на стойку и сделал глубокий вдох.

— Мне нужно кое-что тебе сказать.

Лиам взглянул на стул рядом с собой, молча приглашая его сесть. Хаммер скользнул на сиденье.

Н-да, когда он тренировался на своем собственном отражении, эта речь казалась раз в десять легче. Но прямо сейчас, тот факт, что он ненавидел извиняться, чувствуя себя при этом неловко, ни хрена не менял положения дел.

Уставившись на поднимающийся от кружек пар, Лиам пожал плечами, его взгляд был тяжелым и предупреждающим. Хаммер не мог не заметить глубокую складку, пролегающую между его бровей. Иисусе, парень выглядел несчастным.

Хаммера обдало еще одной волной вины.

— Я прошу прощения за хренову кучу своих обидных слов и действий в твой адрес. Ты всегда был мне братом. Тонуть в своем горе из-за Джульетты, взваливать на тебя все заботы, утаивать правду — это было неправильно. Но самым ужасным в этом всем было то, что потом я сделал из тебя виноватого. Прости. Ты заслуживал лучшего обращения.

Он увидел, как Лиам провел рукой по лицу.

— А я прошу прощения за то, что меня не было рядом, когда ты во мне нуждался. Я не могу подобрать достойных слов, чтобы выразить, как мне жаль, что тебе пришлось пройти через это. Я не собираюсь притворяться, что понимаю твою боль или, что знаю, почему ты не стал делиться ей со мной. Возможно, ты думал, что я слишком молод и глуп, чтобы осознать всю тяжесть произошедшего.

Прежде, чем Хаммер смог опровергнуть его слова, Лиам продолжил.

— Блять, если бы я знал. Да какая теперь разница?

Лиам посмотрел в зеркало, прямо перед собой, выглядя при этом отчужденным и смирившимся.

Хаммер подавил желание вздохнуть. Неужели его тупое молчание навсегда разрушило их дружбу? Замечательно. А, постойте, тут же замешан еще один нюанс… ведь они оба старались заполучить Рейн в постель и сделать ее своей.

— Я не знаю, что сказать на это Лиам. В один день, я потерял жену и ребенка, и в конечном итоге, это еще и стоило мне потери моего лучшего друга. Возможно, я был не прав, что ждал так долго, чтобы излить правду — Лиам фыркнул.

— Думаешь?

— Послушай, я был не прав, но я признаю свою вину. Все, что я сказал в ночь Дня Благодарения, было правдой.

Хаммер уставился в зеркало, пытаясь прочесть реакцию Лиама.

— Я даже не уверен в том, что ты чувствовал после признания Джульетты. Ты никогда не говорил об этом.

— Не думал, что это так важно для тебя. После ее смерти, ты закрылся и обозлился на весь мир. Поэтому, я просто продолжил двигаться дальше. Я должен попросить за это прощения?

С недовольным видом, Лиам, наконец, повернулся к нему.

— Какой теперь в этом смысл? Все это, относящееся к прошлому, дерьмо, уже ничего не изменит.

Лиам начал подниматься со стула.

— Подожди! Я еще не закончил, черт возьми.

Закатив глаза, Лиам откинулся на спинку стула.

— Тогда, тебе лучше поторопиться, засранец.

Хаммер рассердился.

— У тебя что, прокладка протекла, ты так спешишь?

Лиам поднялся.

— Все. С меня хватит.

Он сжал кулаки.

— Дьявол, я не хотел, чтобы мои извинения привели к этому. Прости. Просто позволь мне договорить.

— У тебя есть тридцать секунд.

Хаммер провел рукой по волосам. Иисусе. Да уж, чтобы восстановить их пропавшую дружбу потребуется кое-что более весомое, чем слова, если, конечно, вообще сам процесс восстановления будет возможен. Та самая оливковая ветвь, которую он решил подать ему в качестве перемирия, не дотянулась до него. А то, что он запланировал с Рейн, вероятно, сломает эту проклятую ветку ровно пополам.

Но Хаммер не мог продолжать причинять ей боль, делая вид, что защищает ее. Скрывая свою любовь, он доставлял ей гораздо больше страданий. Она была сильной женщиной. Он понял это, после того, как тщательно обдумал совет Бека.

Если бы он обучал ее постепенно, медленно, хваля и идя на компромиссы, она бы справилась с его жаждой. Он бы уверил ее в том, что не ждет от нее полной сдачи в рабство. Хаммер бы поклялся направлять ее, поддерживать и любить, делать ее цельной, также как и она выполняла бы эти обязательства по отношению к нему.

Но сначала… ему нужно позволить ей сделать собственный выбор… даже, если она предпочтет Лиама. И именно этот аспект пугал его больше всего, заставляя желудок скручиваться в тугой узел.

В течение многих лет, его эгоизм препятствовал развитию Рейн. Что, если она не сможет простить ему и этого тоже?

— Ну? — спросил Лиам, у притихшего Хаммера.