Молодая кровь

— Уж что верно, то верно, — подтвердила Дженни Ли.

— Да вы самая последняя из крэкеров, вы хуже, чем белая шваль! — не унималась Лори. — Вы приезжаете к нам с Севера, посмотришь на вас — умные, порядочные…

Лицо и губы миссис Кросс побелели, как мука.

— Не смейте так говорить! Я могу уничтожить вашего сына; разве вы не знаете, что такое изнасилование? Вы же негры! Черномазые! Черномазые!

В комнату вошли Роб и Джо.

— Изнасилование… черномазые… черномазые… — повторила Лори. — Вот так же говорят все ваши! Но вы еще хуже их, потому что вы больше понимаете. Вы сознательно продаете тело и душу ради того, чтобы жить в самом большом и богатом доме, носить самые лучшие наряды и считаться первой женщиной в Кроссроудзе. — Злоба и горечь бурлили в ней и выплескивались, как вода из кипящего котла. — Я негритянка, но из нас двух я свободна, а вы рабыня, понимаете? Красивая белая рабыня мистера Кросса. Рабыня, которую может купить любой белый в Джорджии.

— Вы забываетесь!

— Нет, это вы забываетесь! Двуликий дьявол! Я знаю, чего вы хотите. Вам известно, что мой мальчик не виноват. Белые мужчины лишили вас чувства собственного достоинства, у вас не осталось его ни капли. А сейчас вы готовы пожертвовать достоинством всех негритянских бедняков в Соединенных Штатах. На ваших белоснежных руках кровь всех загубленных, линчеванных негров. И вам хочется крови моего мальчика. Если вы думаете, что я вам буду в этом помощницей, вы глубоко ошибаетесь!

Лори тяжело перевела дух. Хорошо, что Джо стоит опять у камина, а Дженни Ли и Роб — у двери. Она видела, как побледнела и задрожала миссис Кросс.

Белая женщина была совершенно растеряна, она казалась старой и далеко не такой красивой и важной, как обычно. Ноги ее подкашивались, и она шаталась, словно Лори ее избила. Ища опоры, она опустилась в качалку Джо.

— С меня хватит, — пробормотала она. — Больше я с вами не разговариваю. Я еду прямо в полицию.

Лори стояла рядом. Страх держал ее крепко, сердце билось так, что было трудно дышать, но она и не думала отступать.

— Ни в какую полицию вы не поедете! И разглашать такую историю не станете. Вот почему вы изволили явиться к нам. Хотите, чтобы никто не знал об этом. Так я вас понимаю.

Миссис Кросс посмотрела на Лори и на всех остальных, и вдруг лицо ее стало совсем старым, она попыталась было подняться, но лишь глубже погрузилась в кресло, попыталась было что-то сказать, но не могла выдавить из себя ни слова и разрыдалась, как ребенок.

Лори наблюдала за ней и женским сердцем жалела ее. Ее тянуло подойти и успокоить миссис Кросс, но она помнила, зачем пришла сюда эта богатая белая женщина, и даже бровью не повела, не шелохнулась. «Нет, она прежде всего белая, а потом уже женщина, — подумала Лори. — Позор на ее голову!»

А миссис Кросс все не могла успокоиться. Громко плача, она хотела подняться. Попыталась еще раз, но соскользнула с кресла и пластом повалилась на пол возле камина. Супруга мистера Джорджа Кросса лежала на полу, раскинув ноги и захлебываясь слезами.

Джо наклонился к ней.

— Не касайся белой женщины черными руками! — тихо вскрикнула Лори. — Пусть хоть в огонь падает, ты к ней не прикасайся! И ты не смей, Роб!

Лори смотрела на бившуюся в истерике женщину; сердце напоминало ей, что миссис Кросс тоже женщина, но разум твердил другое. Она обернулась к Дженни Ли. «Ну-ка, дочка!» Вдвоем, пыхтя от усилий, они начали поднимать ее с пола. Джо с Робом беспомощно наблюдали за ними. Наконец миссис Кросс уложили в постель Лори, укрыли одеялом, заставили выпить воды, и она лежала, пока не пришла в себя.

Когда миссис Кросс уехала, Лори заперла за ней дверь и прошла в кухню. Вся дрожа, она остановилась у стола, потом села, закрыла лицо руками и дала волю слезам. Наплакавшись, вытерла подолом платья лицо и глаза и позвала:

— Роб, пойди сюда!

Он вошел в кухню и остановился возле матери. Она посмотрела на сына. Ростом он был чуть не вдвое выше ее, но лицо по-прежнему оставалось детским, глаза и рот точь-в-точь как у нее самой; он глядел на мать невинно и испуганно, как всегда, когда знал, что она на него сердится. Лори поднялась, заглянула в его добрые узкие глаза и, размахнувшись, дала ему пощечину. Она не хотела бить его, но все же била и хлестала с исступлением, а он в испуге пятился.

— Всего только пятнадцать лет, а уже так распустился! — кричала Лори.

Роб не знал, куда деваться от стыда.

— Да что ты, мама!

— Пятнадцать лет — и так распустился! И с кем, главное, связался: с белой девчонкой! С белой! — Она понизила голос. — Тебе что, жить надоело, сын? Ради этого мы с папой трудимся, не жалея сил?