— Ты боишься... прошлого? — деликатно спросил он.
У нее больше не было причин бояться. Никто не мог вернуть ее обратно в лагерь. Она освободилась от этого страха много лет назад.
— Мэгги... пожалуйста, доверься мне. В голосе Бью прозвучала мольба. «Отец моего ребенка», — подумала она. Можно ли ему рассказать о своих горестях? А вдруг он испугается? Лучше уж знать.
Бью стоял, прислонившись к балюстраде, и ждал. Выражение его лица располагало к доверительной беседе.
— Я воспитывалась в общине. Нас было около пятидесяти детей различного возраста. Никто из нас не знал своих родителей, не помнил жизни за пределами лагеря.
Бью, казалось, совершенно не был шокирован.
— Вас всегда держали в лагере? — поинтересовался он.
— Да. Идея была такова... Мы — невинные дети Бога, и нас нужно содержать в чистоте, вдали от влияний мира. Наверное, это было связано с культом.
Его лицо напряглось, но он кивнул, чтобы она продолжала.
— Нас учили читать и писать, но систематического обучения не было. Музыка играла большую роль в нашей жизни: мы исполняли гимны и хвалебные песнопения. Если же ты не задавал лишних вопросов, то жизнь была сносной. Очень организованная, со строгой дисциплиной, очень... подавляющая.
— Лагерь стал тюрьмой для тебя, — тихо заметил он.
Мэгги поморщилась, понимая, что пути назад нет.
— Ни в чем не было свободы... Никакого уединения, разве что в собственных мыслях. Я убежала, когда мне исполнилось четырнадцать.
— Такая маленькая? — удивился Бью.
— Я была высокой и прибавила себе возраст.
— Где находился лагерь, Мэгги?
— В Нордуэсте. Глубокая провинция. Теперь его не существует. Мне было двадцать, когда прочитала о нем в газетах. Кто-то сообщил властям. Внезапно в лагере появилась полиция, детей забрали и передали соответствующим учреждениям, руководители, уничтожив документы, бежали из страны.
— Их поймали?
— Возник целый шквал журналистских расследований, в большей степени сенсационных, чем полезных.
— У тебя тогда не возникло желания откликнуться и рассказать свою историю?
— Я не доверяла людям, облеченным властью, да и что они могли для меня сделать. Кроме того, я шла своей дорогой и не нуждалась в их помощи.
— Справедливо. И никакой критики. Казалось, он понимал ее.
— Ты рассказывала деду свою историю, Мэгги?
— Да, но не сразу. Сначала, когда он спросил номер моего банковского счета, я просто сказала, что всегда работала за наличные и все деньги тратила. — Она пожала плечами. — И это было правдой. У меня не было иного пути, чтобы избежать оформления бумаг, для чего понадобилась бы информация, которой я не знала.
— И он никогда не догадывался?
— Зачем ему это? Бухгалтер сделал все необходимое с точки зрения Вивиана, а вопрос о паспорте никогда не вставал.
— Понятно, — пробормотал Бью, затем вопросительно посмотрел на нее: — Когда ты рассказала ему все?
Она задумалась, припоминая.
— Он говорил о семейных связях и захотел узнать о моем происхождении... Месяца за два до смерти.
Бью, с облегчением вздохнул:
— Спасибо, что доверилась мне. Это многое объясняет.
Мэгги не стала задавать лишних вопросов. На него, похоже, ее исповедь никак не повлияла.
— У тебя будет паспорт, Мэгги. Я помогу получить все необходимые документы независимо от того, поедешь ли ты со мной или нет.
Она с изумлением почувствовала, как холод, теснивший ее грудь, постепенно исчезает.
— Ты сделаешь это? — чуть слышно спросила она.
— Да. Я немедленно займусь документами.
Решительный, уверенный, бесстрашный. Мэгги вспомнила свое первое впечатление о нем... Жизненная сила, положительная энергия, внутренняя мощь, которые, казалось, свидетельствовали о непреклонной воле. Охотник, всегда преуспевающий в достижении, своей цели. Спутник жизни... за него стоит побороться.
Мэгги почувствовала, как в ней снова пробуждается желание. Надежда то появлялась, то исчезала, словно насмехаясь над ее предосторожностями и уничтожая сомнения. Ее сердце настойчиво подало сигнал — дай ему шанс.
— Тогда я поеду, — хрипло сказала она. — Поеду с тобой в Европу. — Ей даже удалось изобразить подобие улыбки: — В качестве няни.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
— Как замечательно! — ворковала миссис Фезерфилд. — Уверена, что мистер Вивиан порадовался бы сейчас за вас, моя дорогая.
Мэгги поспешно обняла ее.
— Это очень мило со стороны Бью, — осевшим голосом сказала она.
— У него доброе сердце. Такое же, как и у его дедушки. Вы будете за ним, как за каменной стеной, дорогая.