Молодинская битва. Куликово поле Грозного Царя

Глинские наутро ничуть не перепуганными казались. Всё говорили о том, что бедствие, мол, стихийное приключилось, обычное бедствие, а бедствий таковых не избежать. Эка невидаль, пожар!? Не только Москва, города, где большей частью постройки деревянные, часто в ту пору горели.

Пожар потушили, а где и сам затих, когда пища у огня кончилась. Анастасия, юна милая, занялась оказанием помощи погорельцам, особенно из простого люда, а Иоанн сам пошёл к митрополиту, посчитал, что не след его призывать теперь к себе. Он не чувствовал за собой вины, а всё ж, как человек верующий, покоя на душе и на сердце своём не чувствовал.

Митрополит встретил сурово. Умел он быть и милостивым, и участливым, умел и твёрдым быть, коль нужда к тому принуждала. Начал разговор со слов, уже не раз говорёнными ему. Да, ничто не случаются случайно, особенно такие вот беды народные.

– Прогневили Всевышнего! Прогневили – говорил Макарий, и как бы спрашивал, – А кто прогневил? Каждый по-своему. Бояре крамолами своими, нежеланием встать твёрдо под руку твою государь, метаниями между тобой и Глинскими.

Митрополит дальше видел, нежели миряне, больше понимал, а оттого и суров был. Да, пожары бывают случайными, а бывает, что и нет. Может с огнём кто неосторожность проявил, а может и злой человек запалил лавки в Китай-городе, когда там никого не было, да дома москвичей, близ Кремля.

Неделя прошла. Всё успокоилось. Схоронили и оплакали погибших, расчистили пожарище. Казалось, жизнь стала входить в нормальное русло. А 20 апреля вновь осветилась Москва зловещим светом, снова заплясали над домами и дворцами боярскими языки пламени.

Так вот началось счастье семейное для Иоанна Васильевича. Только ощутил рядом с собой по-настоящему родного и близкого человека, только ощутил тепло, нежность, давным-давно им неведомую, а тут… Одно испытание за другим.

Снова горе и слёзы народные, снова погорельцы, оставшиеся без крова, снова розыск причин, который ничего не дал. Но и это бедствие позади осталось, хоть и не могло выветриться из памяти, особенно из памяти доброй и милостивой Анастасии.

– Кто ж вредит нашему счастью, государь мой милый? – говаривала она, – Кому же оно поперёк горла стало?

– Мы же счастливы! – возражал Иоанн.

– Может ли быть счастье безоблачным, посреди чёрных туч горя людского? – отвечала юная государыня.

Задумывался государь, а не в боярской ли крамоле и вольности дело? Только и мыслят иные крамольники о том, как себе урвать кусок лишний, а государстве не пекутся. Чужды для них интересы государевы и государства Московского.

Отгорели весенние пожары, накрыв горем и бедами москвичей, но не переросли в грабежи и бунты. Отцвела черёмуховым да яблоневым цветом весна, минул июнь, и, казалось, можно было вздохнуть спокойно. Да покоя не ощущалось.

На лето государь перебрался во дворец в село Воробьёво. Он рвался к делам, да по-прежнему не допускали его до них Глинские. Далеко не обо всём, что случалось в государстве, было ему ведомо. Да что там в государстве, в Москве и то, все дела боярские были мраком покрыты.

А тут вдруг стало известно Иоанну, что пришли к нему из города Пскова аж 70 псковичей, чтобы челобитную подать на бесчинства властей. А уж псковские бояре успели упредить Глинских, осыпав дарами, об этом поломничестве. Глинские дождались псковичей, да и повелели схватить их и казнить за бунт против государя.

И свершилось чудо в Москве. Упал с благовестной колокольни большой колокол «Благовестник».

Доложили о том Иоанну верные бояре, да и о том, что Глинские псковичей к нему прибывших, казнить собираются.

– Еду в Москву, в Кремль. Не позволю свершиться злу! – воскликнул царь.

Спасти псковичей успел, да и показал тем самым, что лгут Глинские, будто это именно он повелел казнить народных посланников.

Москва замерла. Люди из уст в уста передавали, что очень дурное, страшное знамение, когда колокол «Благовестник» падает.

А государь, отменив казнь, отправился к митрополиту Макарию. Тот был в тревоге. И колокол тревогу эту вызвал, и казнь, которая едва не состоялась, и то, что Москва слухами полнилась о, якобы, жестокости юного государя.

– Понимаю, отче, всё понимаю. Но как Глинских одолеть, пока не ведаю. Сила у них большая.

– Не только они в Москве, – отвечал митрополит. – Много людей добрых, много людей славных и среди боярства. Только не решаются они голос поднять против Глинских. Ведь Глинские-то дядья твои. Многие думают, что ты на их стороне. Да и сами Глинские слухи таковые распускают. Мол пойдёте против нас, от государя пощады не будет.

– А что же ждать нам, отче? Вот и колокол «Благовестный» взывает к тому, что делать что-то надобно.

– Добрых вестей от меня не жди, – сказал митрополит – Случайностей не бывает. Всё от Бога и случайности его волей святой вершатся. Настало время тебе власть свою обрести…

Бунт, что огонь беспощадный