Слова дяди ранят. Нет. Они убивают. Я схватился за волосы, пытаясь заглушить душевную боль физической. Хочется кричать. Как меня достали эти смешанные эмоции! В моей голове вдруг что-то щёлкает, я беру стул и со всей силы кидаю его в окно. Гнев лишь отчасти уходит. Стекло не разбивается. Лоб разрезает боль. Сознание норовит ускользнуть, но я ему не позволю.
— Откуда в тебе это? — шепчет Джим, оказываясь рядом со мной. — Эти сопли? Сантименты мешают тебе. Они мешают тебе стать богом.
Я понимаю, что Джим прав, но с собой сделать ничего не могу. Страшное осознание заставляет меня зажать рот рукой, в попытке скрыть истерику: всё кончено. Я не смогу избавиться от желаний, которые Джим презирает. Это значит, что всё кончено.
— Тогда прощай. — неожиданно тихо говорю я, опустив голову, давая слезам беспрепятственно литься на пол. — Я бесполезен.
Дыхание дяди ощущается на правом ухе, а затем его странное энергетическое поле проникает в моё. Он стоит сзади, но мне кажется, что если я обернусь, он рассеется.
— Нет-нет, Эдвард. — заверяя, произносит Джим. Я слышу знакомые нотки веселья. — Тебя нужно немного подправить и всё. — страшные слова, сказанные страшным голосом. Я ощущаю себя героем ужастика. — Ты почти смог. — я прикрываю глаза, пытаясь в безумии утопить свою боль. Гори океан, гори.
— Ты был прав. — хриплым голосом отзываюсь я. Кожа покрывается мурашками, мне холодно. — Я сходил с ума без тебя. Почему? Это наследственное?
Тихий смешок из-за спины.
— Кое-что да.
Я снова цепляюсь за розовую реальность, ещё не привыкнув к тому, что она — зло. Может всё и не кончено?…
— Состояние сужения сознания. — пояснил дядя. — Не думал я, что твои эмоции настолько взбесятся. — его руки неожиданно сжимаются на моей талии, я не реагирую, так как привык к этой боли, которая обернулась наслаждением. В паху сладко тянет.
— Разве галлюцинации могут быть настолько реальными? — я вспоминаю тот день на крыше, когда мне привиделся рабочий.
Руки Джима замерли, теперь дыхание чувствовалось на затылке.
— У тебя не было галлюцинаций, Эдвард.
Я открываю глаза, хмурясь в темноту. Только сейчас я осознаю, как мне больно оттого, что пальцы дяди делают с моей кожей. Я стремительно высвобождаюсь из хватки и поворачиваюсь к преступнику лицом. Тот погружён в тень, но я вижу его белки.
— Но я видел рабочего на том здании, на которое ты меня водил. И мне показалось, что я его сбросил! — от правды становится как-то легко. Я выдыхаю. — Но внизу никого не было!
Тут из тьмы рождаются два ряда белых зубов, так же как и белки глаз они почти светятся.
— Ты отключился довольно надолго. — будничный тон. — Мои люди успели всё убрать.
Звон в ушах. Это кровь водопадом начала падать вслед за сердцем.
— Что?..
Этого быть не может. Я убил? Человека? Обычного?
Смех их глубины нарастал. Джим покачал головой, а затем убрал назад пряди, упавшие на лоб.
— Тебя там не было… — вдруг потихоньку начинаю вспоминать я. — Как ты…
— Думаешь, я оставил тебя без присмотра? — искреннее удивление в голосе дяди. — Мои шпионы повсюду… Я всегда буду следить за тобой. За каждым твоим шагом и словом.
Я положил руку на грудь, проверяя где сердце. Там же. Всё ещё в клетке. И стучит, и стучит.
— О, в сердце людском столько зла, что и не знаешь даже с чего начать…
Я прижал к губам ледяные руки. Что же мне делать?
— Чего ты хочешь? — Джим вновь оказался за моей спиной, на этот раз слева. Он шептал. — Чего хочешь? Ну, ответь наконец-то. Чего хочешь ты?
Он повторял и повторял этот вопрос, как заведённый. Ужас мой уступил место гневу. Я вдруг решил, что всё на свете случается из-за Джима. Ярость переполнила меня, мои движения резки и агрессивны. Я резко развернулся и выдал в лицо дяди:
— Я хочу, чтобы ты любил меня!
Тишина. Долгая иль короткая — не ясно. А затем медленно нарастающий хохот прямо из ада. Страшные звуки, отскакивающие от стен. Джим хохотал.
Я сорвался с места и побежал прочь из комнаты. Мне оставалось только в спешке подобрать осколки разбитого сердца и покинуть этот мир. Дверь в свою спальню я чуть ли не вышиб, со всей силы ударил по стене рукой и закрылся на замок.
— Ну же, — шептал я, вжимаясь в подушку. — отключись, отключись. Умоляю. Я не хочу ничего чувствовать. Я НЕ ХОЧУ НИЧЕГО ЧУВСТВОВАТЬ!
Глава 30
— Эдвард.
Себастьян Моран чётко выделялся на фоне серого облачного массива. Он уже успел побриться, причём нехарактерно гладко. Его футболка уже порядком взмокла, и по лицу то и дело стекали капли пота. Полковник дышал часто, но глубоко, так как учили ещё давно в военной академии Её Величества.
Мы выбрались из дома как и договаривались — рано. Солнце уже должно было давно греть землю, но вот уже который день всея светило отдыхало, укрывшись мягким одеялом. Кажется, небеса решили поиграть в «повторялку» с моим настроением.
Я бежал настолько яростно, что Моран остановил меня спустя пару километров непрерывного бега.
— Что с тобой?