Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества

В этой резкой оценке отношений в Германии гораздо яснее, чем в вюртембергской брошюре, выражена историческая точка зрения на позитивность, осознается отсталость этих отношений, необходимость их реформы. С одной стороны, Гегель ярко описывает те, в прошлом действенные и прогрессивные силы, которые первоначально создали здание германской империи; он отдает также должное чувствам, традициям и привязанностям, которые немцы питают к своему прошлому, но, с другой стороны, крайне резко подчеркивает, что это историческое прошлое не имеет никакого отношения к действительным проблемам современности.

Эту же мысль он сформулировал в брошюре об отношениях в Вюртемберге следующим образом: "Здание немецкой государственности — дело прошедших веков; оно не соответствует нашему времени, в его формах нашла свое полное выражение более чем тысячелетняя судьба; в нем живут справедливость и насилие, мужество и трусость, честь и кровь, нужда и благосостояние давно прошедших времен, давно истлевших поколений. Жизнь и силы, чье развитие и действие составляет гордость нынешнего поколения, безучастны к нему, не интересуются им и не зависят от него; это здание с его колоннами и украшениями стоит в стороне от духа времени" [21]. Гегель не произносит здесь слова "позитивность", но ясно, что и в этом анализе перед нами дальнейшее историческое развитие его идеи позитивности.

Особенно важным для развития гегелевской исторической конструкции является продолжение этого исторического анализа, исследование "легенды о немецкой свободе". Здесь впервые Гегель пытается дать картину догосударственного общественного состояния, которое он позднее обозначил термином "век героев". Правда, эта концепция будет играть решающую роль прежде всего в познании Гегелем догосударственного развития античности. Но у него есть ряд высказываний (например, в "Эстетике"), где разложение средневековья рассматривается аналогично Вико.

Замечания Гегеля свидетельствуют о развитии его чувства историчности, его диалектического понимания истории, в равной степени далекого и от прославления примитивных общественных состояний, и от желания возвратиться к ним, и от вульгарного пренебрежения примитивными общественными состояниями во имя прогресса, от вульгарно-презрительной их оценки с "высоты последних достижений" цивилизации. Гегель рисует здесь красочную картину эпохи немецкой свободы, состояния, когда не законы, а нравы объединяли людей в народ, и одинаковые интересы, а не общий приказ превращали народ в государство[22]. И Гегель добавляет следующее общее рассуждение: "Сколь мало-душно и слабо называть сыновей того состояния ужасными, несчастными и глупыми, а самих себя считать бесконечно более человечными, счастливыми и умными, столь же ребяческим и глупым было бы тосковать по такому состоянию, — как будто она было единственно естественным, — и принимать во внимание состояние, в котором господствуют законы не как необходимые, — состояние свободы" [23]. Несколько лет спустя, в начале иенского периода, в тезисах своей диссертации он придал этой мысли чеканное, парадоксально заостренное выражение. Отчасти присоединяясь, отчасти полемизируя с концепцией Гоббса, он писал: "Естественное состояние не является несправедливым, и именно поэтому из него необходимо выйти" [24].

Другой фрагмент, впервые напечатанный Розенкранцем, трактует эти вопросы более общо и философски. Розенкранц даже называет этот фрагмент общей сводкой размышлений Гегеля о мировом кризисе [25].

Исходный пункт и общее настроение фрагмента известны нам из уже приведенной цитаты в первом параграфе этой главы. Описав кризисное состояние индивида, Гегель переходит к анализу всеобщего мирового состояния. "Все явления этого времени, — пишет он, — свидетельствуют о том, что умиротворенность прежней жизнью утеряна; она была ограничением себя, упорядоченным господством над своей собственностью, лицезрением и наслаждением своим, пребывающим в полном подчинении, маленьким мирком, а также и примиряющим это ограничение самоуничтожением и мысленным вознесением к небесам". Время уготовило крах этой обывательской и самодовольно-религиозной ограниченности. Как нищета, так и роскошь сняли старое состояние. На одной стороне возникла жажда обогащения, "нечистая совесть со все большей силой укоряет человека в том, что собственность, вещи превращены им в абсолютное", на другой стороне — "время ощутило веяние лучшей жизни". Здесь Гегель явно обращается, с одной стороны, к французской революции (и, возможно, даже к Наполеону) и, с другой стороны, к великим представителям классической немецкой поэзии и философии. Веление времени "находит поддержку в деятельности выдающихся людей, в движении целых народов, в изображении писателями природы и судьбы; посредством метафизики ограничения обретают свои пределы и свою необходимость в совокупных связях целого" [26].