Читаем Молодой Ясперс: рождение экзистенциализма из пены психиатрии полностью

С этого момента между Френкелем и Ясперсом началось настоящее психологическое противоборство. Врач — который, напомним, был еще и другом семьи — полагал, что юношу надо поберечь: больной должен примириться со своей участью и перейти к щадящему образу жизни, всячески себя ограничивая. Карлу Ясперсу было нужно совсем другое. Он хотел знать правду о состоянии своего здоровья. Он намеревался вести полноценный образ жизни — и хотел прикинуть, на сколько лет его еще хватит. В зависимости от этого можно было выбрать сферу занятий, в которой предстояло ярко проявить себя в оставшиеся немногие годы.

Постепенно картина болезни прояснилась во всей полноте. Френкель поставил диагноз: бронхоэктатическая болезнь легких; осложнения в работе почек, вызванные предшествующим течением болезни и неправильным лечением; сердечная недостаточность, вызванная усиливающейся эмфиземой.

Для Карла Ясперса это означало, что с таким телом еще можно было вести полноценную жизнь и успешно работать несколько лет, конечно, при множестве ограничений, при строжайшей самодисциплине, строго соблюдая лечебные процедуры.

Исключались всякие физические нагрузки. Требовалось регулярное отхаркивание: в небольших количествах — ежечасно, в больших — от двух до трех раз ежедневно[63]. Если эти процедуры не выполнялись в полном объеме, возникала повышенная температура, появлялся озноб, начиналось кровохарканье, а заканчивалось все острым воспалением легких.

Будучи незаурядным врачом, Альберт Френкель понял, наконец, чего хочет от него юноша. Он без всякого сострадания, по- деловому поговорил с К. Ясперсом о его возможностях и перспективах. С этого момента отношения между врачом и пациентом переросли в прочную дружбу. Френкель всегда был для Ясперса воплощением образа идеального врача, о котором он говорил в своих медицинских и философских произведениях. Врача и пациента еще более сроднила общность судьбы. Так же, как и Ясперс, Френкель был изгнан нацистами со всех постов. Он умер в 1938 году в Гейдельберге, а Ясперс был приглашен проститься с умирающим. Философ мог рассчитывать на помощь и поддержку своего врача- друга на протяжении всей жизни.

Понятно, что учебу в университете пришлось отложить — как минимум, на семестр[64]. После курса лечения в Баденвайлере К. Ясперс отправился отдыхать в привычные места, на Нордерней и в Ольденбург. К зимнему семестру он отправился в университет Гейдельберга, чтобы изучать право. Это намерение было зафиксировано в его аттестате зрелости; право изучал отец; К. Ясперс обещал отцу, что пойдет по его стопам.

Но… Как это было и с Фридрихом Ницше, именно болезнь заставила Карла Ясперса отказаться от навязанного взрослыми выбора. Перед лицом смерти юноша решил, что не стоит тратить недолгую жизнь (так он думал тогда!) на изучение чего‑то неподлинного, выбранного из чувства долга или чувства благодарности отцу. Ему захотелось выбрать что‑то свое. Настоящее, предназначенное жизнью только для него. Жизненное призвание… То, к чему его властно призывает сама жизнь. В этом, правда, еще предстояло разобраться…

Поэтому студент, записавшийся на юридический факультет, стал, по его собственному признанию, «любителем истории искусств и философии»[65]. Первым делом он прослушал лекции знаменитого историка философии Куно Фишера об Артуре Шопенгауэре. Первое впечатление было восторженным: «Он говорил действительно великолепно»[66]. Однако в дальнейшем Фишер Ясперса разочаровал. Неделю спустя новоиспеченный студент записал: «Куно Фишер импонирует только в первый момент»[67]. Историк философии показался К. Ясперсу чересчур много мнящим о себе. Единственным преподавателем, лекции которого К. Ясперс выдержал на протяжении всего семестра, был Генри Тоде, который читал историю итальянской живописи Высокого Возрождения.

В общем, можно сказать, что в рамках той свободы, какую позволяло ему недужное тело, К. Ясперс занимался «прожиганием жизни». Он ходил не на те лекции, на которые ему было положено ходить. Он изобретал себе самые диковинные занятия. Он наслаждался, занимаясь лишним — вместо необходимого. Он научился играть в бильярд (что было сущим подвигом для человека, полностью отрешенного от физических нагрузок). Он по четыре раза в неделю ездил на спектакли театра в Мангейм и часто сидел в кафе. Он брал уроки французского и итальянского языка, а также уроки рисования. Несмотря на все свое «зазнайство», Куно Фишер все же приохотил юношу к чтению Шопенгауэра[68]. Кроме того, К. Ясперс развлекался, изучая стенографию, читая «Франкфуртер цайтунг» и участвуя в работе литературного объединения. Он признался, вспоминая это время: «Моя жизнь протекала, будучи полна удовольствий»[69].

Эту вакханалию духа К. Ясперс завершил достойно, отправившись после окончания семестра в одиночку в поездку по Италии (Милан — Генуя — Пиза — Рим — Флоренция — Болонья — Венеция — Верона), чтобы посмотреть те произведения искусства, о которых говорил в своих лекциях Тоде.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука