Читаем Молодой Ленинград 1981 полностью

Витьку тряхнули за плечи, и голова его замоталась, как у сестренкиной куклы, когда ослабевали резинки. Тут он разъярился вконец:

— Ну, что пристали-то?! За сыночка вступаетесь, а сам он что, без рук?! Лупили его и будут лупить, а мячом своим хоть подавитесь! И пусти лучше! — заорал Витька в бешенстве. — А то так разделают — свои не узнают!

Мужчина впился в него сузившимися в щелочку глазами и вдруг весело, от души расхохотался.

— Ну, рассмешил, приятель. Это кого же ты позовешь? Сколько вас там на фунт?

— Никого! — огрызнулся Витька и снова забарахтался. — Пусти, ну!

Тяжелые руки соскользнули сначала на предплечья, потом отпустили вовсе.

— Ладно, катись! Но помни: тронете сына — головы пооткручиваю!

— Ага, открутил один такой! — Витька был уже пролетом ниже.

— Ну ты и тип! А зачем, кстати, вам мяч? Просто гоняете?

Из-за спины отца показалось испуганное лицо Арбуза и пухлые ладошки, обхватившие зеленый мяч. Снизу мяч казался совершенно новым.

— Нет, не просто. — Витька задержался, понадеявшись, что, может, еще и выгорит. — У нас две команды, мы тренируемся, ну вот…

О том, как они оказались без мячей, он решил не распространяться.

— «Кожаный мяч», значит. — Григорий Львович вдруг оглянулся: — Слушай, на кого же ты похож? Отец где работает?

— У вас в цехе.

— Верно! Абросимов, да? Такой же ерш. Ничего, толковый мужик. Зашибает только. Ты ему передай — пусть бросает, а то выгоню с завода к чертовой матери! — Он подмигнул и взял мяч у Мишки. — Держи!

Медленно передвигая отяжелевшие вдруг ноги, Витька поднялся, взял мяч и пошел вниз.

— Когда занесешь, Рыжик? — крикнули в спину.

Он, не оборачиваясь, кивнул головой.

— Ополоумел от радости, — сказал мужчина, — смотри: завтра вечером чтоб был!

И дверь наверху захлопнулась.

— 3 —

Ребят Витька нашел в соседнем дворе, в беседке, как стеной окруженной разросшимся кустарником. Он молча прошел мимо сторожившего проход Шпендика и, выйдя из лаза, остановился, высматривая свободное место.

— Достал?! — заорал Женька из беседки. — Давай сюда!

Витька бросил ему мяч и сел у входа.

— Нормальный шар! — объявил, насмотревшись на мяч, Женька. — Как новенький.

— А он новенький и есть. Арбузов же…

— Ну, Рыжий, молоток!

— Эй, чего нахохлился?! Ухи целы — и лады!

— Ну, как он тебя прихватил! Я уж думал — все!

— Думали!.. — прорвало Витьку. — Ноги у вас будь здоров соображают! А я из-за вас, сволочей…

— Ладно, будет тебе, заткнись! — Муха гудел вполне добродушно, но Витька понял, что перегнул, и осекся. — Не ты первый, не ты последний. Когда меня на Угольной прихватили, ты тоже до угла не оглядывался.

— А что бы мы сделали? Не драться же.

— Да он бы нас, как своих. Бицепсы у него — будьте любезны. И не обхватишь.

— Да уж наверное — мастер, — задумчиво протянул Чир. — Не знаешь, Рыжий, у него с четырнадцати принимают?

— А ты пойди спроси! — Витьку еще заносило.

— Но-но, полегче!

— Ладно, расквакались: ручки, ножки! Пошли доигрывать!

— Сдурел? Уже девять. Слышишь, пикает?

— А что? В школу завтра собрался? Подожди до сентября. Ну, поехали, еще часок погоняем, хоть в сетке.

— Не-е, — сказал Фома, — мне домой надо. Матка ждет.

— Брось ты! — и Чир принялся урезонивать приятеля. — Пошли на набережную.

— Эх вы! — Женька выпрыгнул из беседки и стал подкидывать мяч обеими ногами попеременно, не давая опуститься на землю. Подъем — коленка, подъем — коленка; подбив пяткой, пустил свечой и лбом мягко сбросил в руки.

— А когда приносить?

— Завтра. Не наколоть бы.

— А… хоть… и наколоть, — Женька опять возился с мячом.

— А если замотать? — Чир сказал тихо, но решительно, так что вопрос звучал уже полуутверждением. Мяч хлопнулся на землю и быстро-быстро заскакал в кусты.

— Как это?

— А так! — Женька с ходу поймал идею. Он облокотился на перила и, говоря, вертел головой, пытаясь втолковать каждому. — Скажем, что прокололи. Им он все одно не нужен. Деньги отдадим. Два рваных всяко сколотим.

— Это уж как Рыжий. Ему решать.

— Я могу пойти. — Чиру явно хотелось познакомиться с отцом Арбуза. — Не съест же. Скажем: так и так. Кто еще пойдет? Фома?

— Чего Фома, чего Фома-то? Как что — так Фома! Этот же мне потом прохода не даст. Они же за гривенник удавятся.

— Да не, Жека, неудобно…

Ребята колебались. С одной стороны, мяч нужен был позарез, а у Арбуза он действительно пропадал без толку, а с другой — все это сильно смахивало на воровство. И то, что Чир брал все на себя, тоже не успокаивало. Идти объясняться должен был тот, кто просил мяч, иначе виноватыми оказывались, все. А Витька отмалчивался.

Мяч нужен был ему не меньше, чем остальным, но Витька чувствовал, что, согласившись на Чирову хитрость, он окажется в еще большей зависимости от человека, только что оскорбившего его, человека, которого он глухо и бессильно ненавидел и которому уже был обязан. Чтобы освободиться, он должен был отдать мяч целым и невредимым. Те два рубля, которые неизвестно откуда предлагали достать, не могли поставить его на равную ногу с владельцем; они были несоизмеримы — мяч и две скомканные бумажки или, того хуже — горсть склизкого серебра.

Перейти на страницу:

Все книги серии Молодой Ленинград

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары