Молодой Ленинград ’77

— Так что же?..

В голосе командующего прозвучала ироническая нотка, и заранее приготовленная фраза, выученная мной наизусть и, казалось, самая убедительная и трогательная, сразу вылетела из головы. Я выпалил на одном дыхании:

— У наших радийных машин очень низкая проходимость — один мост ведущий. На такой дороге чуть в сторону — и сиди. Вот он и погнал вперед что есть духу, надеясь разминуться. Не знал, кто за ним. Перепугался, когда узнал…

Командующий нахмурился и, мне показалось, призадумался. Затем я услышал его твердый густой бас:

— Петя, соедини-ка меня с начальником связи.

И тут я почувствовал, как задрожало мое правое колено. Потом мне показалось, что туловище стало медленно клониться вправо. Разумом понимал, что по-прежнему стою по стойке «смирно», но физическое ощущение было таким, словно я вот-вот упаду. Нарушение моего душевного равновесия не ускользнуло от командующего.

— Садись, капитан. Васька! Налей ротному чаю.

В ту же секунду появился исчезнувший повар в белом фартуке и ловко наполнил из самовара и сервизного чайника чашку. Я сразу было хотел исполнить приказание командующего, но не смог. Еще ощущал, что стою, перегнувшись вправо, и боялся сдвинуться с места, чтобы не упасть.

Адъютант между тем подошел к телефонному аппарату, стоявшему слева от стола на простой солдатской тумбочке, и, услышав ответ, подал трубку командующему. Шнур был длинный — командующему не пришлось менять положение. Только теперь я заметил закатанный брезент, лежавший на металлических кронштейнах под самой крышей. В случае дождя над накрытым столом сразу возникнет крыша.

— Товарищ К., — заговорил командующий в трубку. — Ко мне пришел командир вашей радиороты…

При этих словах я чуть не свалился со стула, на который, справившись с волнением, только что сел. «Ну, — думаю, — теперь прикажет и меня отправить вместе с Дудкиным».

Но то, что произнес командующий дальше, поразило меня не меньше, хотя и не было связано с Дудкиным. А он продолжал:

— И подал хорошую мысль: переставить основные радиостанции на новые машины. Через неделю-две такая возможность будет.

Он замолчал, слушая ответ. Затем опять заговорил:

— Да! Да! Совершенно верно — первую партию до последней машины я приказал отправить в иптаповские полки. А со второй сумеем выделить для радиостанций. — Опять слушает, а потом заканчивает: — Хорошо! Завтра с начальником штаба доложите расчет, — и он вернул трубку адъютанту.

Я сидел, боясь пошевелиться. К чаю, конечно, не прикоснулся.

Голос командующего вывел меня из оцепенения:

— Пей чай, а то простынет!

Он вновь поднял блюдце, из которого уже пил перед этим, и продолжал прихлебывать. Мне ничего не оставалось, как тоже взять свою чашку.

Для меня это чаепитие с командующим было настоящей пыткой, я не мог дождаться, когда оно закончится. Лоб мой покрылся испариной — не от чая, конечно, от волнения. У командующего-то лоб был совершенно сухой.

Наконец командующий поставил блюдце на стол и опрокинул на него пустую чашку.

— Ну, теперь за работу! — Он энергично встал из-за стола и направился к двери домика.

Спохватившись, что вопрос с Дудкиным еще не решен, а командующий уходит, я мгновенно вскочил с места:

— Товарищ командующий, разрешите не откомандировывать Дудкина?

Генерал-полковник обернулся, и по лицу его скользнула мягкая, доброжелательная улыбка:

— Ну, что же с тобой поделаешь, оставь Дудкина. Только смотри, чтобы твои водители все же уступали дорогу командующему. Дудкин опоздает — это еще не беда. А командующий не имеет права опаздывать.

Сказано это было просто, по-отечески, с тонким крестьянским юмором. Я ничего не мог ответить от волнения.

Только я, вернувшись от командующего, вошел в ротную канцелярию, писарь вскочил со стула и встревоженно доложил:

— Товарищ капитан, звонил генерал, сказал: как только появитесь — пулей к нему.

Этот вызов был неизбежен, я чувствовал себя скверно.

— Заходи, заходи, голубчик, не робей, — съязвил генерал, наблюдая, как я робко открываю дверь в его штаб-квартиру.

«Подвел меня командующий — зачем ему было говорить, что я подал хорошую мысль. Ведь никакой мысли я не подавал. Просил только за Дудкина».

Печатая шаг, по-строевому подошел к столу начальника связи, приложил руку к головному убору и начал:

— Товарищ генерал!..

Но генерал не унимался:

— Да брось ты! С командующим запросто чаи распиваешь, а перед каким-то генералишкой вытягиваешься. Ну право, мне даже неудобно…

Я уже давно убедился, что от связистов невозможно что-либо скрыть. Просто непостижимо, как они порой умудряются узнать то, что никак не может просочиться в телефонную трубку. Кажется, укуси начальство блоха, и связист точно скажет: когда это произошло и в какое место начальник был укушен. Поэтому мое злополучное чаепитие с командующим не могло оставаться в секрете больше пяти минут.

Стараясь быть точным и ничего не скрывая, я рассказал генералу о своем невероятном визите к командующему, и генерал смягчился:

— Тогда все понятно. Командующий думал было меня поддеть — что ж, дескать, хлопаешь глазами — не просишь тягачей под радиостанции…