Молодой Ленинград. Сборник второй

— Напрасно компот варил. По такой погоде продукты надо экономить.

— У нас еще на четыре дня хватит.

— Хватит, хватит, — проворчал, отползая Степан. Солнце нестерпимо пекло́ сквозь плащ и меховую куртку. Теперь Степан старался найти такую тень, чтобы спрятаться в ней целиком.

«Что за места, — удивлялся Степан, — ночью — зима, утром — весна, днем — лето, а что будет вечером?»

Обед и впрямь оказался отличным по всем статьям: копченая колбаса, каша с маслом, коробка консервированной лососины и компот.

«Ах, обед!.. Ах, каша!..» — вспомнил он слова Пулата и улыбнулся.

Степану захотелось раздеться, залезть в теплый мешок и вытянуться на спине — дать отдых всему телу, всем мускулам. Но, прежде всего, нужно было вычистить автомат…

«Попробую все-таки вздремнуть минуточек пятнадцать, — решил он. — Пятнадцать, не больше».

И заснул.

Вскочил он, разбуженный грозно нарастающим гулом. Расталкивая Степана, Пулат кричал:

— Лавина!

Спросонок Степану показалось, будто все окрестные горы рушились на пещеру. Так тряслась она и гудела. Степан схватил свой автомат (вовсе не потому, что, засыпая, собирался чистить его. Нет, это — привычка пограничника: раньше всего оружие!).

Пулат откинул плащпалатку, что занавешивала вход в пещеру, и осторожно выглянул. Наступали сумерки.

«Неужели я столько проспал? — подумал Степан. — Уже стемнело».

— Понимаешь… — начал Пулат. — Только ты ушел… через час!.. меньше!.. наверху, помнишь, на тех скалах лежал снег?

— Боком идет? — спросил Степан.

Пулат покачал головой.

— Плохо. Снежная лавина с камнями. Не поймешь: снежная или каменная.

Гул постепенно затихал. Уже не было слышно звуков, похожих на взрывы, какие случаются при падении обломков скал или обрыве снежных и ледяных навесов. Но вихри кружились перед пещерой. Неизвестно откуда ворвался ветер и принялся трепать плащпалатку.

Степан и Пулат невольно подались назад. Пламя в фонаре запрыгало. Но то были, должно быть, последние приступы. Взбесившаяся лавина укладывалась на вечный покой где-то у подножья горы.

Стало светлей. Мутным кружком сквозь тучу снежной пыли проглянуло солнышко.

Пулату не терпелось скорей выйти.

— Делать будем что? — спросил он.

— Подождем, когда все уляжется. Чайку вскипятим? — предложил Степан.

— Не хочу, — твердо отказался Пулат.

— В панику бросаешься?

Пулат приблизился к Степану и долго в упор разглядывал его лицо:

— Серьезно спрашивал?

— Нет.

— Тогда вари чай, твоя очередь!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Карниз, а вместе с ним и Висячую тропу завалило снежной лавиной и камнями. Теперь к «лагерю 4000» не могли пробраться не то что нарушители границы, но и сами защитники ее — сержант Виноградов и ефрейтор Бабаджаев.

Сутки напролет, отрезанные от своего наряда, пограничники искали обратный путь. Но искали не оба сразу: один находился на посту наблюдения, а другой в это время лазил по горам.

Больше всего Степана и Пулата беспокоила судьба товарищей, оставшихся в «лагере 4000». Что там с ними? Не засыпало ли их снегом? Лавина была таких размеров, что могла крылом захватить склон и по ту сторону ущелья.

Одежда на Степане и Пулате оборвалась за эти сутки изрядно. Про отдых пограничники забыли. Плохо стало и с едой: после обвала Степан сократил норму вдвое, объявив половину продуктов неприкосновенным запасом. Мало ли что могло случиться?

Встречались и советовались друзья лишь при смене. А когда из укромного места ведешь наблюдение, — попробуй, поговори! Наконец они сошлись в пещере для короткого и совершенно обязательного отдыха. Все вопросы Пулата сводились к одному:

— Что делать будем?

У Степана был готов ответ:

— То же, что делали до сих пор.

— Дорога отсюда через перевал, а он открывается в конце июня.

— Знаю.

— Что делать будем?

— Охранять границу Советского Союза. Ты забыл, что сказал старший лейтенант? «Мастерство пограничника определяется в первую очередь умением задержать нарушителя». Я бы к этому прибавил — в любых условиях.

— А если задержим, куда денем его?

— Поведем.

— Дорога где?

— Дорогу найти надо.

Степан говорил так спокойно, что можно было подумать, будто к «лагерю 4000» и на заставу сколько угодно дорог: хочешь — по одной иди, хочешь — по другой.

— Нет, ты скажи, — горячился Пулат, — где дорога?

— Надо найти, а первое дело — выполнение боевого приказа.

Оба друга втайне тревожились. Что же все-таки произошло в «лагере 4000»? Знают ли на заставе об этой лавине? Но ни один не хотел выдавать своей тревоги.

— Если надо будет, — пойдем через перевал, — сказал Пулат.

— Конечно, — улыбнулся Степан.

Снова друзья поочередно ходили в секрет. Свободный от службы лазил в поисках дороги по горам, ощупывал каждый карнизик, всякий выступ на скале.

Лавина была громадной. Но что бы ей быть еще раза в два больше! Тогда она засыпала бы теснину доверху и Степан с Пулатом пробрались бы по такой насыпи.

Снег, сброшенный с гор у входа в ущелье, и без того уже мокрый, пропитался водами горного потока. Перемешанный с камнями и щебенкой, он стал грязно-коричневым.