Молодой Ленинград. Сборник второй

Внизу, в ущелье, вода перед завалом поднялась на несколько метров, с минуты на минуту готовая ринуться через завал, с яростью сметая все на своем пути.

А дальше тропу, на сколько ее было видно, лавина засыпала, завалила снегом. Никто не сумел бы пройти по такому «висячему завалу». Самое же худшее — случилось это на теневой стороне склона и ущелья, куда не проникали солнечные лучи. Когда же растает такой завал! Выше — глаз упирался в бурые, почти отвесные скалы. Эх, ведь то был теперь единственный путь к «лагерю 4000».

С каждым днем жизнь пограничников осложнялась новыми трудностями. Все время приходилось приводить в порядок обмундирование, чинить сапоги.

Однажды Пулат спросил Степана:

— Здесь у тебя как?.. — он показал на виски.

— Стучит. Даже странно, раньше никогда не стучало.

— Иди спать, и поесть надо хорошо.

— Пойду… — согласился Степан. — Что-то я стал сдавать…

Пулат положил руку на плечо друга:

— Иди, через два часа я подниму тебя. На такой высоте режим нужен строгий, а то горной болезнью заболеешь. Может волнуешься, а?

— А ты не волнуешься?

— Я? — глаза Пулата заблестели. — Ах, я!.. — он придвинулся к Степану вплотную и как бы доверительно сказал на ухо: — Я волнуюсь, когда темно, — мышей боюсь, понимаешь? Иди, поспи!

Степан пробрался в пещеру. Никогда свод и стены пещеры не угнетали его так. Он откинул навешенную на вход плащпалатку. Ему хотелось видеть дневной свет. И вместе с тем в пещере было хорошо. Успокаивающе шелестели струйки родника, вздрагивал огонь в фонаре, уютно выглядел разостланный спальный мешок.

«Однако довольно, — сказал себе Степан. — Нечего распускаться. Хорош мастер службы!»

Приложив к вискам ладони, Степан почувствовал, как под кожей необычно резко стучит кровь.

«И все-таки вставай!» — приказал себе Степан.

Он принялся за дела: поджег таблетки сухого спирта и пристроил над жарким фиолетовым пламенем котелок с водой. Двухсотграммовую пачку пшенного концентрата Степан разделил было пополам, но подумал: «Утром ничего не ели. Мало будет. Надо сварить всю пачку».

Мешая в котелке ложкой, Степан разглядел, как обтрепались у него рукава тужурки во время лазанья по скалам в поисках пути. Манжеты гимнастерки отполировались о камни и теперь лоснились в свете фонаря.

Каша кипела, хлюпала пузырями. Пшенная каша с маслом — добрый и верный друг солдата!

Степан повеселел, вспомнил даже про бюро, назначенное на восемнадцатое, и твердо решил:

«Конечно, Пулату пора вступать в партию. Сила у него крепкая, большевистская. В таком положении он не то чтобы растерялся, а шутит! Что подумали там, на заставе, узнав про обвал? Поди беспокоятся как нам помочь… Начальник, наверное, сразу же позвонил в штаб. Оттуда: «Приказываю немедленно организовать поиски. Выслать спасательные партии. Держать меня в курсе. Об исполнении доложить!» Как в прошлом году, когда трое пограничников пропали в горах. Самолеты тогда прилетали на розыск. Гражданское население помогало. Нашли… А пройдут ли через этот перевал? Он бывает открытым один месяц в году. Сколько ждать еще?.. И все-таки придут. Придут! Да и сами преодолеем его, если понадобится».

ГЛАВА ПЯТАЯ

Услышав сквозь чуткий сон шаги людей, Степан вскочил, удивленный и обрадованный:

— Товарищи пришли!

В пещеру протиснулся незнакомый человек с поднятыми руками. На первый взгляд это был альпинист. В отличном высокогорном снаряжении, в защитных очках и с большим рюкзаком за плечами, он переминался с ноги на ногу и недоуменно оглядывался по сторонам.

Не сводя с него дуло автомата, Пулат стоял позади:

— Разрешите доложить?

Степан спустил полог у входа и зажег фонарь. Пламя на фитиле задрожало. Большая, уродливо изогнутая тень чужого человека задвигалась на своде. Тени его рук с крючковатыми пальцами как будто обшаривали свод.

— Докладывайте.

— Товарищ сержант, — отрапортовал Пулат, — за время несения службы по охране границы Советского Союза мной задержан один нарушитель границы!

Степан быстро подошел к чужому человеку и, отстегнув ремни, снял с него рюкзак. Ощупал все карманы. Приказал:

— Пройдите туда в угол!

Чужой растерянно улыбался и пожимал плечами:

— Их ферштее гар нихтс… Эс ист айн мисферштенднис...[1] — бормотал он.

— Пройдите туда! — Степан показал на дальний угол пещеры.

— Же нэ фэ рьен де мове![2] — быстро заговорил чужой, но, взглянув на решительные лица пограничников, пожал плечами и, забормотав что-то невнятное, прошел в угол.

— Товарищ ефрейтор, обыскивайте, — кивнул Степан Пулату.

С обыском пришлось повозиться. Не только карманы, — все складочки одежды нарушителя ощупал Пулат. Ничего не оставил он без внимания. А Степан так же тщательно обыскивал рюкзак чужого.

— Пуговицы спарывать? — спросил Пулат.

— Никуда он не убежит, — сказал Степан.

— Не убежит, говоришь? — повеселел Пулат. — Так для этого и надо спороть, чтобы не убежал. Куда в горах без штанов побежишь!

— Ладно, спарывай со штанов.

Пулат с удовольствием исполнил это приказание, а чужой, возмущавшийся всем до этого, к потере пуговиц на брюках отнесся удивительно спокойно.

— Садитесь! — приказал Степан чужому.