Молодой Сталин

Бунт Сосо стал крахом надежд Кеке. Должно быть, она – по-своему – была опечалена не меньше Бесо. Она просила о его освобождении и, вероятно, передавала сообщения от товарищей. Несмотря на свой эгоцентризм, Сталин в пожилом возрасте говорил о ее страданиях. Услышав, что мать Георгия Димитрова встретилась с Кеке и это была встреча двух счастливых матерей, он воскликнул: “Счастливых? Что вы! Какое это счастье для Кеке, если сын шесть раз был арестован… <…> Такая уж досталась доля нашим матерям! Мы почти не встречались с ними…”[61]

Вскоре Сталин стал верховодом в Батумской тюрьме: он помыкал друзьями, терроризировал интеллигентов, подкупал охранников и дружил с уголовниками⁴.

Тюрьмы империи были потайной цивилизацией со своими обрядами и тонкостями, но Сталин, как всегда, игнорировал этикет, который ему не подходил. “Режим в тюрьме, как и в стране, сочетал варварство с патриархальностью”, – писал Троцкий. Никакой последовательности: иногда политических заключенных помещали в одну большую камеру, именуемую “церковью”, и там они выбирали “старейшин”.

Революционеры жили по рыцарским правилам. Когда прибывал или убывал товарищ, вся тюрьма по традиции пела “Марсельезу” и махала красным флагом. Революционеры, святые интеллигенты и самозваные крестоносцы, были слишком возвышенны, чтобы якшаться с обычными уголовниками, но Сталин предпочитал общаться с ними, потому что среди политических “было много сволочей”. Он ненавидел лживую болтовню интеллигентов. “Сволочей” убивали.

Находясь в одиночных камерах, политические общались с помощью не слишком удобного, но простого шифра – перестукивались на “тюремной азбуке”. Сергей Аллилуев сидел в Метехской крепости в Тифлисе, но по печной трубе ему передали: “Грустные вести… Среди арестованных Сосо”. Была и убогая система сообщения, называемая “тюремным телеграфом”: по ней заключенные передавали друг другу посылки на нитях, свешенных из окна; их подцепляли другой нитью с камешком на конце.

Во время прогулок во дворе за арестантами особо никто не следил: сохранить что-либо в тайне было трудно. Сосо всегда знал о вновь прибывших, знал, как ведут себя заключенные. Подобно американским мафиози, управлявшим “Коза ностра” из тюрьмы, Сосо вскорости наладил связь с внешним миром. “Он продолжал руководить всем из тюрьмы”[62].

Власти сделали серьезную ошибку, разрешив революционерам учиться в тюрьме. Эти одержимые самоучки усиленно занимались, а яростнее всех – Сталин. Его сокамерники рассказывали: “Он целый день читал и писал”. “В тюремной жизни он установил распорядок: вставал рано утром, занимался гимнастикой, затем приступал к изучению немецкого языка и экономической литературы… Любил он делиться с товарищами своими впечатлениями от прочитанных книг…” Другой заключенный сказал, что Сталин превратил тюрьму в университет. Сам он называл тюрьму “второй школой”.

Тюремщики были покладисты – либо потому, что революционеры были “из благородных”, либо потому, что их подкупали, либо потому, что они сочувствовали революционерам. Один из друзей Сталина был посажен в соседнюю камеру и попросил познакомить его с “Коммунистическим манифестом”. “Встречаться мы не могли, – вспоминал Сталин. – Но… я читал “Манифест”, находясь в своей камере, и в соседней камере могли слушать. Как-то во время одной из моих “лекций” в коридоре послышались шаги. Я прервал лекцию. Вдруг слышу:

– Почему молчишь? Продолжай, товарищ.

<…> Оказалось, что продолжать лекцию меня просил солдат-часовой”⁵.

Один текст наверняка циркулировал по “тюремному телеграфу”: в марте 1902 года марксист, теперь выступавший под псевдонимом Ленин, издал брошюру “Что делать? Наболевшие вопросы нашего движения”. Автор требовал создать новый “авангард” безжалостных конспираторов; эта идея моментально расколола партию. “Дайте нам организацию революционеров – и мы перевернем Россию!” – обещал Ленин[63]⁶.

Ротмистр Джакели поймал батумских сосоистов, в том числе молодую хозяйку и подругу Сталина Наташу Киртаву. Когда Наташа вошла на тюремный двор, к ней подошел незнакомый арестант: “Товарищ Сосо просит вас взглянуть наверх, в окно”.

Наташа приняла меры предосторожности на случай, если это шпик. “Я не знаю никакого Сосо”, – ответила она.

Но, когда ее заперли в ее камере, у ее окна появился Сталин. “Скучаете, товарищи?” – осведомился он. Наташа поняла, что Сталин по-прежнему руководил борьбой – и в тюрьме, и за ее стенами. “За заботливость… все политические заключенные его очень любили”. О Наташе он действительно заботился хорошо. Однажды, когда она пошла повидаться с ним, один из часовых поймал ее и оттащил от камеры рукоятью сабли. Сталин потребовал, чтобы часового уволили. Его смелость завоевала ему не только популярность у заключенных, но и уважение тюремного начальства: он настоял на своем⁷. Им восхищались не только сосоисты: другой его сосед по камере признавал, что, хотя впоследствии Сосо стал чудовищем, “он был любезным и обходительным сокамерником”⁸.