Молодой Сталин

Тем временем тайная полиция потеряла Сталина… в собственной тюрьме. Жандармы и охранка в Тифлисе полагали, что “Чопур, то есть Рябой” давно на свободе. Ротмистр Лавров считал, что он вновь руководит рабочими в Батуме “под особым надзором”. Очевидно, шпики следили за кем-то другим. В Батуме тоже не знали, где Сталин, пока подполковник Шабельский не разрешил загадку пропавшего Рябого, сообщив всем, что “Джугашвили уже год как содержится в тюрьме (ныне в Кутаисской)”¹⁴.

Скрежещущие шестерни царистского правосудия (случаи, подобные сталинскому, местные власти перепоручали петербургским министерствам юстиции и внутренних дел) наконец породили предложение о наказании: три года ссылки в Восточной Сибири[65]. 7 июля 1903 года министр юстиции отправил свой доклад императору, который скрепил приговор Сталину императорской печатью. Николай II был очень педантичен, хотя и лишен воображения, – он исправно читал все, в том числе самые тривиальные документы, попадавшие в его кабинет. Таким образом, несколько раз судьба будущего красного монарха ложилась на стол к последнему императору.

После этого полиция исхитрилась опять потерять Сталина. Губернатор Тифлиса думал, что он в Метехской крепости, но оттуда ответили, что там Сталин никогда не содержался. Глава тифлисской полиции констатировал: “Местонахождение Иосифа Джугашвили… еще не обнаружено”. Полиция обратилась к жандармам, которые установили, что Сталин все еще в Батумской тюрьме, – все бы замечательно, только на самом деле он до сих пор сидел в Кутаисе. Искали его полтора месяца. Эта путаница и сейчас будоражит умы сторонников теории заговора. Не прятали ли Сталина жандармы или охранка, потому что он был двойным агентом? Подтверждений этому нет. Проволочка могла бы вызвать подозрения, случись она с одним Сталиным, но такое происходило повсеместно. Между двумя мирами – кровавых заговоров и неторопливого крючкотворства – было столько же неразберихи, сколько конспирации.

В ожидании этапа Сталин узнал ужасную новость. 17 августа 1903 года кумир Сосо Ладо Кецховели, арестованный в Баку и заключенный в Метехскую крепость, встал у окна своей камеры и начал дразнить часовых криками: “Долой самодержавие!” Один из часовых выстрелил Ладо прямо в сердце. Такая судьба могла бы постигнуть и самого Сталина. Он никогда не забывал Ладо.

8 октября Сталин наконец узнал, что отправляется в очень дальнюю дорогу. Первой остановкой на пути будет Батум. Он вновь устроил групповой снимок. Когда он покидал тюрьму, товарищи махали ему флагом и пели “Марсельезу”.

“Меня отправляют, встречайте у тюрьмы”, – написал Сталин только что освобожденной Наташе Киртаве. Она собрала для него десять рублей и немного еды; Сталина ожидала русская зима, но он уходил по этапу лишь в легкой грузинской чохе и сапогах, перчаток у него не было. Когда он садился на арестантский пароход, который должен был увезти его из Батумской бухты (этап шел через Новороссийск и Ростов), Наташа стояла на пристани: “Я его проводила”.

Грузина, который в своей плодородной стране привык к вину и застольным песням, эта дорога приведет к другой жизни в далеком морозном краю – Сибири¹⁵.

Глава 12 Замерзший грузин: сибирская ссылка

Путь в Сибирь часто оказывался гораздо опаснее самой ссылки. Сталин в полной мере ощутил все ужасы этапа – медленного поступательного продвижения на восток, когда по дороге прибавлялись все новые заключенные. Сталин рассказывал, что иногда к его ногам приковывали железное ядро, и однажды воскликнул: “Нет лучше чувства, чем разогнуть спину после кандалов”.

Уже в Ростове-на-Дону он остался без денег и телеграфировал в Батум, чтобы ему их выслали. Эту просьбу выполнил Канделаки. Недалеко от Ростова Сталин стал мучиться ужасной зубной болью и обратился к фельдшеру. Тот пообещал: “Я дам вам лекарство, которое навсегда излечит ваш зуб”. “Он сам вложил лекарство в мой сгнивший зуб, – вспоминал Сталин. – Это был мышьяк, но он не сказал мне, что его нужно было вынуть. Боль действительно унялась, но после этого два зуба выпали. Так что он был прав: эти зубы никогда не болели!” Зубная боль была одной из многих хворей, которые преследовали Сталина всю жизнь.