Молодой Сталин

Состоятельные революционеры могли путешествовать первым классом. Ленин, имевший частный доход, сам оплатил свою дорогу в ссылку и в продолжение всего ее срока вел себя как дворянин, устроивший себе эксцентрический “отпуск натуралиста”. Троцкого обеспечивал его отец, богатый землевладелец; в письме к будущей жене Троцкий с пафосом говорил, что Сибирь должна была умерить “нашу гражданскую чувствительность”, что ссыльные могут жить там “как олимпийские боги”. Но между обеспеченными ссыльными, такими как Ленин, и неимущими, такими как Сталин, лежала пропасть[66].

Поведение ссыльных регулировалось сводом правил. В каждом поселении избирался комитет, который мог привлечь к ответственности любого, кто нарушал партийный устав. Книгами полагалось делиться. Если ссыльный умирал, его библиотека разделялась между теми, кто остался в живых. Никакой дружбы с уголовниками. По отбытии срока ссыльный мог получить подарок на выбор от всех своих товарищей и должен был подарить что-то на память семье, в которой жил. У ссыльных были общие обязанности: они заботились о домашнем хозяйстве, забирали пришедшую почту. Прибытие писем было моментом наибольшей радости. “Знаешь, это так приятно, как в ссылке, помнишь, бывало, получишь письмо от друга!” – вспоминал Енукидзе, находясь у власти.

Но на Диком Востоке соблюдать правила было сложно. Сексуальные эскапады у ссыльных были обычным делом. “Как пальмы на пейзажах Диего Риверы, любовь из-под тяжелых камней прокладывала себе дорогу к солнцу… Пары соединялись… в ссылке”, – высокопарно писал Троцкий. Когда Голда Горбман, впоследствии жена сталинского заместителя Климентия Ворошилова, находилась в ссылке, она забеременела от Енукидзе, который позже стал одним из сталинских бонз. Много лет спустя в Политбюро любили вспоминать эти скандалы. Сам Сталин никогда не забывал дерзости ссыльного Лежнева, который спал с женой местного прокурора и поплатился за это переселением за полярный круг. Молотов рассказывал историю о двух ссыльных, которые из-за любовницы дрались на дуэли: один погиб, а другому досталась девушка.

Ссыльные должны были нанимать комнаты у местных крестьян. Приходилось жить в тесноте и шуме, терпеть детские крики, не имея возможности уединиться. Одной из худших вещей в ссылке Яков Свердлов называл “то, что нет изоляции от хозяев” (Свердлов дважды находился в одной ссылке со Сталиным). Необходимость делить комнаты с хозяевами порождала соблазн. Местные традиции запрещали вступать в интимную связь со ссыльными, но соблюдать этот запрет было невозможно: девушки смотрели на революционеров как на экзотических, хорошо образованных, состоятельных и неотразимых мужчин – особенно когда им приходилось ночевать с ними в одной комнате.

Революционеры вообще были людьми раздражительными, но их ссоры в ссылке отличались особой злобой. “В условиях ссылки… человек перед вами обнажается, проявляется во всех своих мелочах. <…> Нет места для проявления крупных черт”. Ссыльные вели себя ужасно, но Сталин – беспардонный соблазнитель, производитель незаконнорожденных детей, неисправимый смутьян и спорщик – был хуже многих. Он начал нарушать правила, едва только появился в Новой Уде⁴.

Ссыльных евреев он игнорировал, но зато пристрастился к здешнему развлечению – походам по кабакам с уголовниками. “Артельные ребята были эти уголовные. А вот “политики” – среди них было много сволочей”, – рассказывал Сталин Хрущеву и другим членам Политбюро за обедами в 1940-х. “Я сошелся тогда с уголовными… Мы, бывало, заходили в питейное заведение и смотрим, у кого из нас есть рубль… Приклеивали к окну на стекло эти деньги, заказывали вино и пили, пока не пропьем все деньги. Сегодня я плачу, завтра другой”. Якшание с уголовниками считалось ниже достоинства сноба-революционера из среднего класса. “Они организовали товарищеский суд и судили меня за то, что я пью с уголовными”, – вспоминал Сталин. Для некомпанейского Сосо это был не первый и не последний товарищеский суд⁵.

Он не потерял связи с внешним миром и не собирался задерживаться в ссылке надолго. В декабре 1903 года пришло письмо от Ленина. “Впервые я познакомился с Лениным в 1903 году, – вспоминал Сталин. – Правда, это знакомство было не личное, а заочное, в порядке переписки… Письмецо Ленина было сравнительно небольшое, но оно давало смелую, бесстрашную критику практики нашей партии”. Он преувеличивал. Это было не личное письмо, а циркулярный инструктаж – “Письмо к товарищу о наших организационных задачах”. Но на Сталина оно произвело большое впечатление: “Это простое и смелое письмецо еще больше укрепило меня в том, что мы имеем в лице Ленина горного орла нашей партии”.