Молодость

Альбина Игоревна уже было начала отчаиваться, потому как отдавать в актёрское внучку она не хотела, – будучи коммунисткой и заслуженным ветераном труда, считала, что все актёры суть подлецы и негодяи и не более того. Но что взращивать в девочке её талант, прививая ей любовь к музыке, есть дело необходимое, Альбина Игоревна, будучи женщиной разумной и даже расчётливой, прекрасно понимала.

Дело не стало, но и не обернулось в своём решении каким-нибудь художественным эффектом, – Еву просто определили в музыкальную школу. И к превеликому счастью и облегчению всей семьи, Еве в этой школе понравилось. В единственной музыкальной школе того города, где тогда жила их семья – городок Жуковский в Московской области – преподавали игру на классических музыкальных инструментах и уже во вторую, так сказать, очередь – учили петь. Да и то это был хор русской народной песни. И родителям не нравилось, что, как выражался отец Евы, «их дочь скачет по сцене в этом кокошнике и горланит, прямо как оленёнок». Но мнение Игоря Ростиславовича – Евиного папы – тут мало что значило. Ева была характером в бабку, и потому Альбина Игоревна считала своим долгом воспитать внучку по собственным убеждениям.

Как бы то ни было, а пристрастие Евы к музыкальной школе прожило недолго – Ева начала драться, начались проблемы с преподавательским составом (а школа в городке, напомню, была единственная и потому дети там обучались из высоконравственных, так сказать, семей, где не допускалось подобных шалостей в столь юном для девочки возрасте). Короче говоря, выперли Еву из школы. Она достала всех, и все достали её. И она решила, что этот этап её творческого пути пройден.

В отрочестве и ранней юности Ева по-прежнему оставалась очень активным и жизнерадостным – ребёнком. В беге, на уроках физкультуры, она ничуть не уступала мальчишкам. А в тринадцать лет купила себе бутсы розовой раскраски и заявила, что намерена посвятить жизнь футболу.

Теперь родители уже просящими глазами смотрели на Альбину Игоревну, но та хотя и сохраняла на строгом лице своём самообладание, в душе у неё было полное смятение.

«Ну какое будущее может быть у моей дочери?!» – спрашивал себя Игорь Ростиславович, глядя в окно на Еву, которая стояла тем временем за углом их дома и корчила самые непристойные рожицы соседским мальчишкам, дополняя это непристойными жестами, явно неподобающими для девушки и уж тем более для девочки.

Игорь Ростиславович смотрел на дочь и не знал, смеяться ему или плакать.

Но вот дело вплотную подошло к пубертатному периоду, и Ева если и не успокоилась, поскольку она по-прежнему, хотя и реже, гоняла с мальчишками мяч во дворе, то, во всяком случае, Ева стала ближе к матери, с которой до сих пор у девочки не было крепкой духовной связи. К тому же Альбина Игоревна, в силу своих лет, была прикована к постели и редко вставала, не говоря о большем.

Итак, Ева росла, взрослела, и её эмоциональность дополнялась чисто женской дисциплинированностью, умением, что называется, держать себя. Хотя внешний задор и не был уже налицо, внутренний стержень никуда не подевался. Но маме Евы было этого недостаточно, поскольку, будучи крайне флегматичного склада ума, она пыталась добиться от дочери того, чтобы та стала истинной, что называется, леди. Что это даже звучит нелепо, думала и Альбина Игоревна, которая в силу своего физического недуга не могла уже помешать профанациям снохи.

В четырнадцать Ева влюбилась, но кроме первого серьёзного для всякого подростка страдания ничего из этой влюблённости не вынесла. Влюбилась Ева в мальчика, который был старше её на три года да к тому же был другого вероисповедания – он был из татарской семьи, что, впрочем, не вредило, как считала Ева, его «актёрской внешности». Семья этого парня перебралась в их городок из Казани совсем недавно, и многие девчонки, преимущественно же младшего возраста, были уже в этого мальчика влюблены. И за их любовь Ева их всех ненавидела. Уже к выпуску из школы этот парень – Ринат его звали – встречался с другой девушкой, которая, в свою очередь, была на три года старше его.

Вскоре Альбина Игоревна скончалась, в больнице. У неё осталась квартира в Пензе, где она жила, будучи едва старше теперешнего возраста Евы. Еве сейчас было девятнадцать, она училась в Москве на педагога и время от времени приезжала в Пензу, где уже обзавелась компанией и где всегда имела возможность остановиться на неопределённое время – в квартирке своей покойной бабушки. Или, если угодно, в собственной квартире, потому как Альбина Игоревна перед смертью переписала квартиру на неё.

Если же говорить о том, как Роман познакомился с Евой и как затем познакомил Еву с Женей, то говорить тут практически и нечего, а именно:

Роман сам прежде жил с мамой в Жуковском, а познакомил он ребят уже в Пензе, на одной вечеринке, где присутствовал также и Андрей. А вечеринка, между прочим, проходила в квартире у Евы.