Читаем Молодость полностью

Речкин — Смеркается, хочу сказать, а вы литературу читаете. Можно зрение глаз попортить.

Маня (смотрит вокруг) — Да, верно. Солнце почти село. Но, представьте, интересная — оторваться трудно.

Речкин — Да, бывает…

Маня — А вы любите читать?

Речкин — Очень даже. Особенно, если книга с большим юморизмом написана или еще про любовь…

Маня — Про любовь… А это о другом: о девятьсот пятом.

Речкин — Когда казаки нагайками народ ублаготворяли? Знаю! Тогда, помню, и отца из ресторана выгнали.

Маня — Как из ресторана? Напился?

Речкин — Нет, не напился, трезвого.

Маня — Так как же?

Речкин — Очень даже просто. Он (смущаясь), как это… ну… официантом служил. Долго служил, а потом случай вышел.

Маня — Какой случай? Интересно!

Речкин — Приехал какой-то барин гулять. Конечно, нажрался, как следует, и пива попросил. Отец принес, откупорил, в стакан налил, а тут, как оно вышло — не знаю, то ли в бутылке была, то ли в стакан с лету упала муха. Вскипел барин да стаканом в отца, — так сразу губа выше носа и стала. Не вытерпел отец, зашатался да барину кровавую слюну прямо в морду плюнул и упал…

Маня — Упал?

Речкин — Да… Нервы подействовали. Очень чувствительный был. Бывало, как свободный день, так мы с ним в поле — щеглов, чижиков, дубоносят ловить. Целыми днями пропадали. Как, скажем, завидит — косяк летит, загорится весь, затремтит, а поймаем — снова выпустит.

Маня — Поймает и выпустит?

Речкин — Да, жалко, говорит. Пускай, говорит, свободой солнцем радуются.

Маня — А сейчас где он?

Речкин (грустно) — Далеко… Не вернется уже… и мать тоже.

Где-то вдали красиво, с возрастающей бодростью, заиграла гармоника. Маня и Гечкин слушают. Пауза.

Маня — Хорошо играет…

Речкин — Приятно…

Маня — Ваня, вы любите музыку?

Речкин (оживляясь) — Очень! Бодрость от нее является. Жить хочется, да только…

Маня — Что?

Речкин — Да так… ничего… (Пауза. Маня вопросительно поднимает голову) — Маня…

Маня — Ваня, что вы?

Речкин — Да так… (Пауза).

Маня (поднимаясь) — Ну, мне пора. Поздно уже.

Речкин (в отчаянии) — Нет, нет, Манечка, что вы. Рано еще…

Маня — Хорошее рано! Уже луна всходит.

Речкин — Не уходите! Нет! Не уходите, Манечка, милая! Я прошу, не уходите.

Маня — Ладно, но только немного. (Садится).

Феня (поднимается) — Вот сатана! Ох и крутит! (Прячется).

Речкин (набравшись храбрости) — Маня… Я, так сказать… Ну, того… Вы мое письмо получили?

Маня — Я же вам ответила. Значит, получила.

Речкин — Маня, я хочу спросить, как же насчет чувства?

Маня — Какого чувства?

Речкин — Ну, какого… ко мне… и вообще… Я же всю душу в письме выписал. Неужели вы не увидели? Манечка, я бы сказал, да не могу, не умею, не приводилось. Вот как сказать, так я не того…

Маня — Квалификации нет. (Смеется).

Речкин — Смеетесь. Не надо смеяться! Мне больно, а вы смеетесь. Вот шел сюда, думал — раз, раз и выскажусь, а пришел… (Гармоника умолкает).

Маня — Я не понимаю, Ваня, чего вы волнуетесь.

Речкин — Да как же не волноваться! Вы вот уходить собираетесь, а я, как дурак, стою и заикаюсь. Вот внутри кричит — скажи, скажи, а как наружу — язык путается. Робею и не могу.

Маня — Вы и на заводе так работаете, путаетесь?

Речкин — На заводе? Нет, что вы! Там я хозяин — куда хочу, туда и поверну. Скажем, печь калильная гудит, пламя, как молния, — берегись, а мне только приятно. Даже радостно. Захочу — тише станет, захочу — так загудит, аж воздух в здании заколотится, форсунки в лихорадку, — держись, Ваня, не моргай!

Маня — Вот это я люблю! Люблю, когда сильно, крепко…

Речкин — И я, и я, люблю сильно, крепко…

Маня — Кого? Завод?

Речкин — Завод и тебя! Маня, не смотри, не смотри так! (Маня, нахмурившись, приподнимается. Речкин хватает ее за руки).

Речкин — Нет, не уходи, не уходи, я не пущу…

Маня (строго) — Что-о? Руки, руки пустите, товарищ Речкин! (Речкин пускает руки).

Речкин — Маня, не сердитесь, не надо! От всей души я… Маня!

Маня — Думаете, как я здесь одна, так можно…

Речкин — Нет… Нет…

Маня — Уйду лучше. Прощайте.

Речкин — Уйдешь — вниз брошусь! (Бросается к обрыву).

(Из-за куста приподнимается испуганная Феня).

Феня — Ой, убьется, накажи господь — убьется!

Маня — Ваня! (Речкин оборачивается. Феня прячется) — Ваня, уйдите оттуда! (Речкин медленно отходит). Нельзя же так… с ума сходить… Сядьте (Речкин продолжает стоять). Сядьте, успокойтесь.

Речкин — А вы не уйдете?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1968 (май 2008)
1968 (май 2008)

Содержание:НАСУЩНОЕ Драмы Лирика Анекдоты БЫЛОЕ Революция номер девять С места событий Ефим Зозуля - Сатириконцы Небесный ювелир ДУМЫ Мария Пахмутова, Василий Жарков - Год смерти Гагарина Михаил Харитонов - Не досталось им даже по пуле Борис Кагарлицкий - Два мира в зеркале 1968 года Дмитрий Ольшанский - Движуха Мариэтта Чудакова - Русским языком вам говорят! (Часть четвертая) ОБРАЗЫ Евгения Пищикова - Мы проиграли, сестра! Дмитрий Быков - Четыре урока оттепели Дмитрий Данилов - Кришна на окраине Аркадий Ипполитов - Гимн Свободе, ведущей народ ЛИЦА Олег Кашин - Хроника утекших событий ГРАЖДАНСТВО Евгения Долгинова - Гибель гидролиза Павел Пряников - В песок и опилки ВОИНСТВО Александр Храмчихин - Вторая индокитайская ХУДОЖЕСТВО Денис Горелов - Сползает по крыше старик Козлодоев Максим Семеляк - Лео, мой Лео ПАЛОМНИЧЕСТВО Карен Газарян - Где утомленному есть буйству уголок

авторов Коллектив , Журнал «Русская жизнь»

Публицистика / Документальное
1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену