Молодость

Несколько минут назад Безуглов оставил товарищей. Впервые за свою недолгую жизнь он идет в разведку. Когда вступал в комсомол, отец пригрозил избить, а потом смирился и только иногда, хмуро покачивая головой, ворчал: «туда же, в коммунисты лезешь. Сопли сперва изничтожь, а потом за ум берись».

Безуглов вспомнил отца, болезненно улыбнулся и со всей силой нажал на бока коня.

В одной руке — вожжи, в другой — обрез, завернутый в мешок. Путь казался долгим и скучным.

«Где же ребята?» — подумал Безуглов, увидев неподалеку длинные белые дома немецкой колонии.

Од оглянулся. На смежных дорогах, соединяющихся возле колонии, никого не было.

— Что за чорт! — вырвались тихо слова, и вслед за этим лошадь с седоком в’ехала на застывшую от тишины улицу колонии Густафельд.

На улице пустынно. Рука Безуглова потянулась к обрезу. Возле калитки одного из домов он увидел двух беседовавших.

— Куда едешь, малец?

Безуглов вздрогнул.

— К речке… коня напоить… а что?

— Да так… язык почесать хотца. Тут уже двое приезжали коней поить, а потом деру дали, махновцев испужались.

Безуглов остановил коня.

— А я-ж при чем?

— Да мы ничего. Только смотри, хлопец, примеру ихнему не последуй. Вот смеху-то будет!

Безуглов насильно засмеялся, дернул за вожжи, думая ехать дальше, но потом стремглав повернул обратно. Он увидел, как из-за переулка выехало четыре вооруженных всадника, опоясанных бомбами и патронными лентами, направляясь в его сторону.

— Если бы не обрез, можно было бы не удирать, — мелькнуло в голове у Безуглова.

Он решительно дернул вожжи.

Конь рванулся рысью.

Бандиты спохватились. Раздался предупреждающий выстрел.

— Стой, твою такую!..

Безуглов вынул обрез из мешка и еще сильнее заработал ногами, обрушиваясь на бока лошади.

В воздухе прокатилось несколько выстрелов, и свистящие пули пронеслись над головой молодого разведчика. Безуглов оглянулся. Бандиты шпорили коней. Чувство, что еще несколько секунд — и он попадет в махновские лапы, — сильней и сильней охватывало сознание Безуглова.

— Н-н-н-о! — кричал он яростно, прислонив голову к шее коня. — Н-н-н-о!

В глазах прыгают синие круги. Безуглов видит в нескольких шагах небольшой курган. Он делает последнее усилие и, под’ехаз к кургану, прыгает с коня, спрятавшись за выжженный солнцем бугор.

В руках обрез.

Дрожащий палец нажимает курок.

Раздается оглушительный выстрел. Один из бандитов, словно туго набитый мешок, свалился с лошади, и глухой крик эхом отдался в степных просторах.

В ответ раздалось несколько выстрелов. Две пули, зашипев, врезались в бугор, остальные пронеслись мимо.

Безуглов крепко прижал ложе обреза к плечу.

Глухо шлепнулся в воздух выстрел. Ехавший впереди бандит схватился за лицо и, бешено закричав, выпустил из рук винтовку. Его лошадь споткнулась и упала. Бандит с раздробленной челюстью дико стонал.

Оставшиеся махновцы, почувствовав, что противник находится в надежном месте и, что дальнейшее преследование может окончиться для них плачевно, оставив раненого, помчались обратно.

Безуглов выскочил из-за бугра, вложил новую обойму и, дав несколько выстрелов, сел на коня. Конь, тряся головой и тяжело фыркая вздувавшимися ноздрями, побежал по пыльной дороге. Безуглов то и дело оглядывался назад, ожидая новую погоню.

Тревога оказалась напрасной. Безуглов благополучно приехал в Голодаевку. Слезая с коня, он видел, как его со всех сторон обступили ребята, расспрашивали о результатах, а командир отряда Чернов дружески говорил:

— Вижу, брат, что жара была. Пирогов и Каверда еле удрали. Ну, рассказывай.

Безуглов рассказал все, как было.

— Значит, банда в Густафельде?

— Да.

Вечером комсомольская рота, вооруженная винтовками и тремя пулеметами, двинулась на Густафельд. Бандиты, очевидно, догадавшись, что им готовится должная встреча, удрали, по словам колонистов, в хутор Калиновчик, находившийся вблизи немецкой колонии.

— Улизнули сволочи, — говорил Чернов. — Ну, ничего, мы их все равно разыщем.

Всю ночь не спал отряд. А ночь была хорошей и светлой.

И звезды рассыпались по небу, словно новенькие блестящие патроны.

Утром пришло сообщение, что из города на помощь отряду выехали два броневика.

Днем броневики были в Густафельде. Вместе с ними прибыл на двухместном мотоцикле красноармеец-комсомолец Сизов для поддержания быстрой связи между отрядами ЧОН’а.

После совещания решили послать Сизова на хутор Калиновчик, чтобы выяснить точно, там банда или нет.

Заурчал мотор. Пальцы сжали руль и мотоцикл, словно пуля, полетел по ровной дороге.

Не успел Сизов в’ехать на хутор и остановить машину, как из-за переулка показался конный отряд бандитов. Сизов дал «ход», но было уже поздно. Один из махновцев быстро под ехал к машине и прыгнул во вторую «коробку» мотоцикла. Остальные окружили Сизова.

— Откуда?

Сизов молчал.

— Звестное дело откуда. Камунист… не видишь картуз, а на ем звезда жидовская.

Сизов продолжал молчать.

— Что-ж ты, сволочь, молчишь? Аль языка нет?

Сухой и жилистый махновец в белой папахе с черной лентой на ней, ехидно захохотал.

— Да что там с этим супчиком разговаривать. Ему надо нашинскую люминацию устроить.