Молодость

Чиро больше не спорил. С большим трудом им удалось погрузить оглушенного здоровяка в автомобиль. Бертини связал его, заткнул рот импровизированным кляпом, а сверху набросил непонятно зачем припасенный Бородачем ковер. Их невероятное везение продолжалось – на бензоколонку по-прежнему никто не заезжал. Впрочем, заправщик, либо уже был далеко отсюда, либо укрылся в какой-нибудь подпол при звуках выстрелов и сомнений в том, что уже скоро здесь будут роиться карабинеры, не было ни у Чиро, ни у Бородача.

У Итало была прострелена одна нога, а левая рука была пробита почти насквозь, поэтому Бертини позволил себе вопрос:

– Ты сможешь вести машину?

– Да, вполне. Ты не обо мне беспокойся, а о том, чтобы наш Железный Дровосек больше сюрпризов не подкинул.

Чиро кивнул, и они смогли, наконец, покинуть злосчастную бензоколонку. Впрочем, менее опасным их положение от этого не становилось – первый же патруль карабинеров мог заинтересоваться окровавленной раной Бородача или шевелящимся ковром на заднем сиденье. Вернувшись в город, Итало разумно держался подальше от центра, петляя по рабочим окраинам.

На одной из таких окраин и находился бесхозный склад, в котором Бородач планировал держать заложника. Несмотря на жесткую отповедь Чиро, Итало вовсе не был уверен в собственных силах и чувствовал, что слабеет с каждой минутой. Добравшись до места, он попытался подняться, но не смог.

– Чи… Утюг, давай сам этого здоровяка переправляй, я пока здесь передохну… Следующая картина, которую увидел Бородач, представляла собой внутренности склада и связанную фигуру пленника, которому Чиро догадался набросить какую-то тряпку на голову. Правда, пленник все еще был без сознания, а кровавое пятно, растекшееся у него на животе, выглядело совсем скверно. Чиро же в этот момент, как мог, пытался перевязать рану на ноге Бородача.

– Возьми у меня в нагрудном кармане номер телефона. Это врач. Таксофон в пяти минутах ходьбы, как выйдешь со склада, иди направо и не ошибешься… А потом пулей к Комиссару – он здесь нужен.

– Но Комиссар сейчас должен быть на смене…

– Черт! Тогда, как позвонишь доктору, возвращайся сюда. Адрес склада он знает и просто ждет сигнала… Да оставь ты мою ногу в покое, парень – пусть доктор возится. Прежде чем пойдешь, обыщи-ка нашего Железного Дровосека – есть у него документы какие-нибудь? Кого хоть взяли с таким трудом?

Чиро отошел к пленнику и расплылся в глазах Бородача. Через несколько минут он вернулся с бумажником и несколькими книжечками.

– Ну, тут хватает документов…

– Водительские права есть?

Молодой человек передал Итало документ, левый угол которого был слегка испачкан в крови. Бородачу потребовались усилия, чтобы прочитать имя рядом с фотографией – их пленника звали Антонио Малатеста.

«Отлично! Кого нужно взяли…» – едва успев закончить эту мысль, Бородач с чувством выполненного долга потерял сознание.

Глава 21

Последний акт

Сегодня Кастеллаци был сам не свой. Бруно Диамантино сразу это заметил. Кастеллаци позвонил часов в семь утра, чем изрядно удивил Бруно. Он сообщил, что внес исправления в «Растоптанную розу» и попросил о встрече. Бруно с самого пробуждения чувствовал себя не очень хорошо, но работа оставалась работой, кроме того, визиты Кастеллаци всегда поднимали ему настроение.

Сальваторе пришел в шесть вечера. Он имел совершенно несчастный вид и совсем не походил на того бодрячка, которого Бруно привык видеть. Кастеллаци положил исправленную рукопись на стол и подвинул ее к Диамантино.

– Вы обелили вашу… Черт, все время забываю, как ее зовут!

– Розалию? Да, обелил, как мог. Признаться, я изменил достаточно многие детали и не уверен, что все перемены пошли сценарию на пользу.

– Например?

– Розалия в концовке понимает, что все же любит главного героя, пытается догнать его, но не может найти его в толпе.

– Звучит неплохо и действительно изображает героиню более положительной… А что с фабрикантом? Вы убили его?

Бруно хорошо запомнил, с каким трудом Кастеллаци выслушивал его требования по персоне фабриканта. В прошлый раз Диамантино не удержался и несколько раз специально надавил на Сальваторе, пытаясь вывести его из себя. Бруно знал, что Кастеллаци любит, когда он бесится и старался при возможности отвечать на такое отношение взаимностью. «Интересно, Кастеллаци понимает, что я иногда специально поддавливаю его?..»

На самом деле линия фабриканта очень понравилась Бруно – он хотел бы принять ее в том виде, в котором Сальваторе ее задумал, со всеми этими сценами из прошлого и трагичными нотками. Ему вообще всегда нравились работы Кастеллаци. Однако сейчас Кастеллаци не должен был быть собой – он работал на прибыльный проект под названием «Доменико Куадри», а «Куадри» был сознательным левацким идиотом, поэтому не мог изобразить богача хотя бы нейтрально.

– Я убрал сцену с самоубийством Гвидо, но и обрывать его линию в той комнате не стал. Фабрикант плачет у портрета жены, потом приходит в себя, выходит из дома, закуривает и уходит из кадра, который продолжает держать дверь его дома.