Молодость с нами

— Совсем не поэтому, — возразила Оля. — Ваших танцев и так слишком много. В любом клубе, на

любом вечере — только танцы да танцы.

— Ну кому как! — миролюбиво не то согласился с Олей, не то возразил моряк, взглянул на часы и стал

одеваться. — К поверочке должен быть дома! — сказал он, затягивая ремень с палашом. — А то, поди, так

недельки на две останешься не только без танцев… Служба!

Он распрощался и ушел. Белокурая девушка Ася, что-то напевая под нос, принялась расстилать постель.

Варя повела Олю в полутемную гостиную общежития. Там было пусто; они уселись рядышком на мягкий,

слегка попахивающий пылью диван.

— Не знаю, что и делать, — заговорила Варя. — Составляю этот обзор Павлу Петровичу, а сама думаю:

зачем? Ведь уходит Павел Петрович с завода. Можно считать, уже ушел, приедет из Москвы, сдаст дела — и до

свиданья. Мне так грустно, я так привыкла работать с Павлом Петровичем, он такой хороший…

— Ну, хороших же на свете много.

— Я и не говорю, что больше нету. А все равно мне очень грустно. — Варя вздохнула. — Я всегда

вспоминаю, — снова заговорила она, — как я сидела у вас в кабинете на диване, а Павел Петрович ходил из

угла в угол и рассказывал об истории металлургии, о железе, о стали. Это у меня в жизни второй такой человек.

Первый был наш деревенский учитель, Иван Степанович. Он умел так рассказывать об истории, что не ушел бы

из класса хоть до следующего утра. В общем-то, если задуматься, я из-за него вначале и хотела учиться на

историка.

— Ты смешная, — сказала Оля. — А вдруг тебе встретится человек, который будет очень хорошо

рассказывать о лесоводстве или о сельском хозяйстве, ты что же, бросишь все и поступишь в лесной институт

или в агрономический?

— Не знаю, — ответила Варя нетвердо. — Не думаю, — добавила тверже. — А впрочем… — Она

тряхнула головой и с какой-то задорной мечтательностью закончила: — Впрочем, была бы такая возможность, я

бы и лесным делом занималась и агрономическим… Может быть, это худо, но мне все интересно, все нравится,

всего хочется.

— Ты рано родилась. Тебе бы надо было родиться при полном коммунизме. Тогда ведь человек сможет

делать все, что ему заблагорассудится, не связывая себя какой-нибудь определенной профессией.

— Ты зря, Оля, смеешься, — ответила Варя без обиды.

— А я и не смеюсь.

— Смеешься, вижу. Вот вы меня осуждали, помню, зачем не осталась в аспирантуре: предлагали, мол,

надо было пользоваться случаем. А я не могла оставаться, мне хотелось поскорее в жизнь, в события, в

действия. И не жалею. Очень правильно поступила. А наука? Я и на заводе могу работать над диссертацией.

Только я сама пока не стремлюсь, и Павел Петрович не советует спешить. Он говорит: если ты не лишен

качеств исследователя, это само придет со временем. Диссертация должна рождаться от избытка опыта, от

потребности сказать такое, что еще никем не сказано, а вовсе не в мучительных страданиях надергать отовсюду,

от чужих мыслей, от чужого опыта. Я с ним полностью согласна.

— Значит, я отовсюду дергаю, хватаю чужие мысли, пользуюсь чужим опытом? — заговорила Оля

медленно и тихо.

— Ну, а как же! — воскликнула Варя. — Ты что — сама производила какие-нибудь раскопки, изучала

какие-нибудь могильники, много путешествовала, сорок лет сопоставляла факты? Нет же, Оля! Ты взяла уйму

книг…

— Знаешь, Варя, не будем говорить об этом, — сказала Оля. — Это очень сложный вопрос. Ты меня как-

то запутала своими рассуждениями… Вот ведь отец какой! С тобой он откровеннее, чем со мною. Мне он так

никогда не говорил.

— Ты его береги, — вдруг сказала Варя. — Он, знаешь, стал рассеянный. На улице может что- нибудь

случиться. И дома не оставляй одного.

— Как же это сделать? — машинально ответила Оля, раздумывая над словами Вари о диссертациях. — У

меня столько всяких обязанностей.

Варя заметила, что у Оли стали дрожать и кривиться губы. Она обняла ее. И снова Олиной щеке было

тепло и уютно на мягком Варином плече. Оля не вдумывалась, почему ей хотелось подольше задержаться на

этом плече; помимо ее сознания, память возвращала Олю в детство, в те годы, когда, обиженная кем-нибудь,

исплакавшаяся, она задремывала на плече своей мамы, согретая маминым теплом.

Через час, лежа дома в постели, Оля вспоминала весь этот вечер: Варин столик, загроможденный

книгами, моряка с гитарой, Асю, напевавшую старинные романсы. Варя, конечно, права, утверждая, что Оля

избаловалась в квартире, где, кроме столовой, спальни, папиного кабинета, бывшей Костиной комнаты, есть

еще и отдельная, ее, Олина, комната, и когда Оля занимается там, то действительно в доме устанавливается

абсолютная тишина.

Оля долго не могла уснуть, ворочалась, зажигала свет, пила воду прямо из горлышка графина. Она уснула

только тогда, когда у нее зародился один, с ее точки зрения, совершенно правильный план. Интересно,

согласится с ним отец или нет? Странно, почему бы ему не согласиться?

3