И вот идет эта решающая плавка. В отдалении, куда не достигает жар от печи, сидят на ящиках инженеры. Павел Петрович им что-то рассказывает, они кивают головами. Виктор смотрит на Павла Петровича и размышляет. Он уже не раз говорил Оле, что она неправильно ведет себя по отношению к отцу, что ему просто неудобно соваться в такое дело, а не то бы он сам пошел к Павлу Петровичу и извинился за нее. Оля всегда отвечает одно и то же: «Отец изменил маме, изменил семье. Я не могу, понимаешь ли ты, не могу видеть его рядом с ней». С ней — это означало: с Варей. О Варе Оля стала говорить только так: она и эта. Виктор уверял Олю, что все это выдумки, что никаких отношений у Павла Петровича с Варей нет. «Да, нет? — со злой усмешкой отвечала Оля. — Вот по-твоему нет, а по-моему есть. Я собственными — собственными! — глазами видела. Давай лучше не будем говорить на эту тему».
Но разве можно не говорить на такую тему? Это же нелепо — дочь поссорилась с отцом из-за собственных выдумок; дочь бросила отца в одиночестве; дочь не желает с ним даже видеться. А отец-то какой замечательный!
Виктор часто встречается с Варей в цехе. Варя продолжает вести на заводе интересную работу, которую начала в институте. Она расспрашивает об Оле, о том, как они живут. Виктор сказал ей однажды по простоте душевной: «Что же вы не заходите к нам? Заходите». — «Спасибо, — ответила она. — Но это, кажется, исключено». И он мысленно согласился: действительно, исключено. Ольгу не переубедишь.
Разговорились они и о Павле Петровиче. Варя рассказала Виктору о том, какую роль сыграл Павел Петрович в ее жизни, как помог ей правильно переменить профессию. Виктора тянуло к Олиному отцу, он бы, наверно, проводил с Павлом Петровичем все свободное время, если бы не Ольга с ее принципами. Павел Петрович умел вести дело так, что все, кто принимал участие в этом деле, относились к нему с полным созданием, с полным пониманием, для чего это дело делается. Вот он, Виктор… Плавил тут сталь и плавил, работал хорошо, его хвалили. А стал работать под руководством Павла Петровича — все как бы осветилось впереди. Идет, оказывается, жесточайшая борьба с водородом, борьба за прочность стали, следовательно — за прочность и долговечность машин. В этой борьбе надо во что бы то ни стало победить. Виктор взялся для этого читать такие книги, каких и в руках-то прежде не держал. Ольга удивляется: уж не диссертацию ли он надумал готовить. Вот, мол, будет смешно: она бросила аспирантуру, пошла на производство, то есть в школу, а он бросит производство и пойдет в аспирантуру.
Вспоминая Ольгу, он думает о ней с нежностью. Ну пусть она не всегда справедлива, ну пусть злюка, пусть, — зато она самая лучшая на свете, самая умная и самая красивая. А главное — она говорит: давай наплюем на всякие зеркальные шкафы, холодильники и хрустальные вазы. Давай жить так, чтобы эта дребедень нас не закабаляла. Давай лучше ходить в театры, в кино, в музеи. Давай накопим денег и вместо шкафов купим автомобиль и каждое лето будем путешествовать по Советскому Союзу.
С этой программой жизни Виктор полностью согласен. Он очень любит Маяковского и в стихах Маяковского находит много мыслей, схожих со своими собственными. Вот, например: «Страшнее Врангеля обывательский быт»… Был у Виктора школьный друг — Санька Толстихин. Мечтали. О многом мечтали — о путешествии в Индию, об открытии новых земель, о работе на дрейфующей станции «Северный полюс», а во время Отечественной войны строили планы того, как проберутся они в тылы врага — в Берлин, в его подземелья — и уничтожат проклятого Гитлера, и потом все человечество будет чествовать их — мировых героев земного шара.
Где же сегодня Санька Толстихин? Где этот мировой герой земного шара? Он зубной техник, изготовляет зубы и челюсти, делает это на дому, дерет с людей громадные деньги, обставляет квартиру дорогой мебелью, покупает ковры и фарфоровые штучки. Как же это случилось с героем земного шара? Женился на какой-то Верочке, у которой отец тоже зубной мастер. Не он ли и приучил Саньку к большим деньгам?
Нет, ну их к чертям, эти шкафы «под птичий глаз» и фарфоровые штучки восемнадцатого века, лишь бы не жить такой глупой и самодовольной жизнью, какой живет Санька. Права Оля, права, нельзя попадать в кабалу ко всякой дребедени, из-за которой жизни не видно, все эта дребедень заслоняет.
В яме под печью вдруг ярко вспыхнуло пламя, разбрасывая брызги металла и ослепительные искры. Виктор бросился вокруг печи к выпускному отверстию: ему подумалось, что сталь прорвалась именно там. Но дело обстояло гораздо хуже: была прорвана стенка печи, рядом с выпускным отверстием, несколько ниже его, сквозь огненную скважину хлестала струя расплавленной стали.
Все, о чем только что размышлял Виктор, было забыто. Осталась одна мысль: плавка особо ответственная, решающая плавка, от которой зависит победа над водородом… Или — еще одно очередное поражение.
Виктор оглянулся: инженеры и мастера куда-то ушли, звать на помощь было некого.