Молодость с нами

— Второй раз, — говорил Румянцев, — к избранию Мелентьева привела наша беспринципность, товарищи! Посмотрим протоколы. Что на том собрании выдавалось за положительные качества Мелентьева? Его умение сглаживать углы, избегать осложнений, короче говоря — лавировать между представителями различных мнений, заигрывать и с теми и с другими, кланяться и нашим и вашим. Какие принципиальные вопросы поднимались в партийной организации за два года при Мелентьеве? Никаких. Жили тихо, думали: вот и хорошо, не понимая, что в этой тишине мы начинаем незаметно утрачивать принципиальность, боевой партийный дух. Не нужны нам успокоители и умиротворители!

Собрание продолжалось два вечера. Павел Петрович был полностью реабилитирован.

На собрании председательствующий Малютин даже прочел вслух записку с неразборчивой подписью. В записке говорилось, что на заводе имени Первого мая под руководством Павла Петровича Колосова одержана крупная победа над водородом в слитках. К записке были приложены анализы, таблицы, графики — целая тетрадка.

Откуда эта тетрадка взялась, знала только Людмила Васильевна Румянцева. Записку и тетрадку ей прислала Варя и просила сделать как-нибудь так, чтобы о содержании их узнало партийное собрание.

Павла Петровича почти единогласно избрали в состав нового партийного бюро. Мелентьева даже в список для голосования не внесли. Никто не назвал его фамилии.

3

За всю зиму Косте удалось встретиться с Любой не больше десяти раз. Устраивать свидания было нелегко. То Люба подходила на лыжах к условленному месту в лесу, то они сговаривались побывать в городе и ходили там в кино и в театр, то Костя приезжал в колхоз.

Костя ждал встреч, мучился, жил ожиданием, но приходила встреча, проходила — и становилось еще хуже, время после нее начинало тянуться так медленно и нудно, что было совсем невмоготу.

Капитан Изотов иной раз говорил Косте: «Лейтенант, женились бы. Гляжу, страдаете. Страдание устранимое. Оборудуем вам жилье поудобней, поуютней. Чего там!»

Хорошо ему было говорить, капитану Изотову: женились бы. Костя бы и женился. А пойдет ли за него Люба? — вот вопрос. Ни слова про это ни он, ни она еще не сказали. Ну, она — понятно, она и не обязана первая говорить. Он должен это сделать, он. А попробуй сделай. Сестра Оля очень бы удивилась, узнав, что ее прямой и даже грубоватый брат оказался таким нерешительным, застенчивым, робким. Она вот, эта сестренка, оказалась храбрее. Она уже вышла замуж. Костя знал все и об Ольге и об отце, оба они ему писали в письмах, как обстоят дела дома. Ольга писала, что никогда не простит отцу измену семье, что отец разрушил семью. Отец писал, что ему очень грустно оттого, что Оля ушла из дому, что она оказалась несправедливой и черствой. Он этого от нее никак не ожидал. Неужели и он, Костя, так же легко позабудет отца? Костя ответил отцу длинным взволнованным письмом, он писал, что осуждает Ольгу за ее глупое поведение, что он готов хоть сейчас приехать домой, сразиться с ним, отцом, как бывало, в шахматы, выпить рюмку и послушать замечательные рассказы о боевых годах отцовой юности. Если отец думает, что эти рассказы прошли для Кости даром, то он ошибается. Костя помнит своего отца и любит.

Костя не понимал, отчего так расшумелась и расстроилась его сестра. Ну, предположим, отец бы женился на Варе Стрельцовой, привел бы ее в дом в качестве хозяйки — тогда бы еще ладно, туда-сюда, не ужились две женщины под одной крышей, как это частенько у женщин бывает. Но никакой Вари, судя по письмам, в доме нет, отец один, у него неприятности, нелады, осложнения в жизни. В чем же дело? Что она там демонстрирует, сумасбродная девчонка! Костя был далек от той жизни, какой люди жили вдали от границы, он жил иной, особой, им непонятной жизнью, их распри ему казались мелкими и ненужными, пустыми в сравнении с тем, что заботило пограничников. И все же он понимал, что правота совсем не на стороне сестры. Он написал Ольге ругательное-ругательное, злое письмо, называя ее по-всячески, и кончил словами: «Немедленно вернись домой! Приведи своего молодца, и живите с отцом вместе. Ты что, обалдела — бросать его одного!»