Велика и могущественна была сила золота. Золото владело судьбами людей. Но железо и сталь завладели судьбами целых народов и государств. Узлами кровавых противоречий легли на границах Франции и Германии Рурский и Саарский бассейны, богатые железной рудой и каменным углем. Сколько десятилетий подряд не дают покоя воинственным капиталистам наши Донбасс и Криворожье! Почти целое столетие не угасает пламя войн в юго-восточной Азии, где в недрах земли лежат редкие металлы, необходимые для выплавки драгоценных легированных сталей. Государства соревнуются в строительстве доменных печей, бессемеровских конвертеров, мартенов, печей, работающих на электрическом токе, — у кого больше чугуна и стали, у того и сила.
«Вот вам история, вот вам и металлургия!» — сказал в тот вечер Павел Петрович и достал из своего книжного шкафа длинный ящик, обитый черной тисненой кожей. В ящике, на малиновом бархате, лежали две искусно отделанные золотом и перламутром, слегка изогнутые сабли. Павел Петрович взял одну из них в правую руку, а левой рукой подкинул в воздух лоскут прозрачной шелковой ткани. Сабля сверкнула, свистнула, и лоскут на лету, в воздухе, был разрублен пополам. «Это, — сказал Павел Петрович, — древний азиатский клинок из так называемой булатной стали табан. Лет семьсот назад искусство приготовления табана было утеряно азиатскими металлургами. А вот, — Павел Петрович взял из ящика вторую саблю и повторил опыт с лоскутком шелка, который и на этот раз был разрублен так же чисто, — вот шестьсот лет спустя наш соотечественник и мой тезка Павел Петрович Аносов разгадал многовековую тайну булата и изготовил свой табан».
Варю взволновали скрытые в веках тайны металлургии, она принялась расспрашивать Павла Петровича о булатах. Он сказал тогда, что булаты устарели, что в наше время гораздо проще изготавливается сталь значительно более ценная и с гораздо более высокими качествами, чем булатная. То, что было когда-то искусством одиночек, стало делом массовым, промышленным. Но Варю булаты продолжали волновать; каждый раз, бывая у Колосовых, она все возвращалась к разговорам о них. Павел Петрович рассказал Варе о древней булатной стали вутц, которую полторы тысячи лет назад изготовляли в Индии, о хорасанских клинках, о харалужных мечах. «Помните в «Слове о полку Игореве»: «Яр туре Всеволодие…» как там?.. «гремише о шеломы мечи харалужными». Или, если вы читали роман Вальтера Скотта «Ричард Львиное Сердце», — там ведь происходит нечто такое, что я вам уже демонстрировал. Там английский король и арабский султан Саладин соревнуются в рубке шелкового платка, подброшенного в воздух. Победил, как известно, султан, у которого сабля была из «дамасской», то есть из знаменитой булатной стали, производившейся в Дамаске. Кстати, это производство прекратилось еще в четырнадцатом веке, когда Сирию покорил небезызвестный Тамерлан. Всех мастеров булата он увез из Дамаска в Самарканд».
Варя бегала по библиотекам, ей казалось, что, роясь в книгах, в которых рассказывалось о производстве металлов в старину, она продолжает изучать историю, на самом же деле она незаметно для себя увлеклась металлургией.
Да, вот здесь, в кабинете Павла Петровича, началось это ее увлечение.
Апрельский ветерок попрежнему вздувал гардины, шелестел бумагами на столе. Варя стояла на ковре посреди кабинета, ей было грустно и жаль прошедшего. Она жалела Павла Петровича в его одиночестве, она прекрасно понимала, что ее и Олино общество, как бы они ни старались, не может заменить ему Елену Сергеевну. Часто, когда Павел Петрович сидит вот тут в кресле за столом и, подперев щеку рукой, долго-долго смотрит в окно, Варе хочется подойти к нему, обнять его голову, прижать ее к груди, но только молча, совершенно молча, без единого слова, — от слов может все испортиться. Да, хотелось бы. А нельзя. Нет, нет, нельзя. Он, наверно, очень рассердится, Павел Петрович.
Варя услышала тихий звенящий шорох. На подоконник опустились два голубя. Они напомнили Варе ее родные места. Бывая в Новгороде, куда отец ездил иногда по своим колхозным делам, Варя видела на базаре, среди возов и под возами, множество этих красивых птиц, слышала этот звон их крыльев, когда они взлетали из-под ног, и любила наблюдать за ними, бросать им крошки.
Она стояла, боясь шевельнуться; голуби, быстро переставляя красные лапки, сновали по подоконнику, с любопытством заглядывали в комнату; потом голубь надулся, поднял на шее радужный воротничок и, сердито воркуя, принялся ходить вокруг голубки. Он на нее за что-то сердился.