Молодость

– Слава богу, не тридцать седьмой год, – сказал Антон. Он эту фразу слышал по телевизору. И не только по телевизору, может, еще где-то. Так вообще взрослые часто говорили. Сначала показалось, что это прозвучало здорово, но потом он подумал, что как раз не очень, потому что получалось, что они ничего не боятся не потому что смелые, не потому что пионеры, а потому что сейчас времена спокойные. Получается, что в тридцать седьмом году они были бы трусы?

– А какой? – еле слышно прошептала Шура.

Антон даже не понял, что: «А какой?»

– Что какой?

– Ну, вот вы сказали, что не тридцать седьмой. А какой же тогда?

– Восемьдесят седьмой, – радостно сказала Маша, – это все знают.

Старушка помолчала и спросила:

– Что вы имеете в виду?

– Сейчас тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год, – повторила Маша, – что тут еще можно иметь в виду? Это просто правда.

Шура заплакала, развернулась и ушла к сестрам. Ребята не знали, что делать.

– Наверное, все их дети и внуки на работе, – сказала Маша, – нам нельзя их так оставлять, они неуравновешенные.

– Мы же не тимуровцы, – возразил Антон, – мы за макулатурой. Пошли, а?

Но из дальней комнаты снова послышался странный звук, кто-то опять жадно глотал воздух.

– Мы пионеры, – сказал Дима, – и неважно, какое поручение выполняем в данный момент. Если пожарник после работы увидит, что дом горит, он что, думаешь, не будет тушить?

Вернулись к старушкам. Те сидели опять неподвижно, но по-другому: смотрели не на стену, а в сторону двери, словно ждали ребят.

– Восемьдесят седьмой, – сказала Шура, и старушки захихикали. Но как-то ненадолго, может, даже и не хихикали.

– Пионеры, а шутите, – Шура стала серьезной, – это вроде фантастики, да?

– Жюль Верн, – неожиданно отмерла Кира.

И опять все замолчали, потому что было непонятно, что говорить. Но через минуту Кира добавила:

– Герберт Уэллс.

– Кружок фантастики, – сказала Шура, – ну, расскажите нам про восемьдесят седьмой год! Что, дирижабли на другие планеты летают?

– Нет, – сказала Кира, – все люди-невидимки по улицам ходят.

– При чем тут, – Маша тоже стала серьезной, – с тридцать седьмого по восемьдесят седьмой произошло очень много исторических событий, в том числе связанных с космосом. У меня – пять по истории.

И она стала рассказывать. Про культ личности, про войну, про вероломное нападение. Еще про двадцать миллионов, а Дима добавил про второй фронт и Победу. Потом, конечно, про Хиросиму и Нагасаки, про смерть Сталина, про целину и Гагарина. Антон еще начал про кубик Рубика, но Маша остановила его, потому что это вообще неважно!

Старушки слушали молча и как-то горбились все больше от каждого сказанного слова. Потом Шура сказала:

– Вы, ребята, это никому не рассказывайте. Вы еще маленькие совсем, а вот вашему руководителю может достаться.

– Надо же, – сказала Кира, – Сталин умер.

– Надо же, – сказала Шура, – война будет… Вот уж враки.

– Не говорите про ваш кружок никому, и мы тоже не скажем. Честное комсомольское.

– Честное комсомольское, – сказали сестры вместе.

Дима решился и спросил:

– А почему вы здесь сидите? Где ваши дети, внуки?

Старушки захихикали.

– Внуки? Может, правнуки?

– Ага, человеки-невидимки!

– Как в фантастике!

Потом стали серьезнее.

– Мы ждем, – сказала Шура, – наших женихов.

– Как это? – не поняла Маша. – Еще с войны?

Кира вздохнула:

– С утра.

Ребята ничего не понимали.

– Я жду Ваню, – сказала Шура.

– Я жду Колю, – сказала Кира.

Словно невидимый кокон из воздуха приоткрылся над Галей, и она произнесла свое первое слово:

– Я жду Петю.

Только сейчас стало понятно, что звуки улицы не залетали сюда, поэтому голоса старушек звучали очень звонко в этой тишине и чистоте.

– Они нам сказали ждать, – добавила Кира.

– Мы отсюда ни ногой, – сказала Шура.

– Ни ногой! – повторили сестры хором.

Стало немного страшно, вдруг сейчас придут три деда и начнут ругаться?

– Хотите карточку посмотреть? – Шура, не сходя с места, взяла со стола фотографию. Антон хотел потрогать, но Маша шикнула на него, и стали рассматривать из Шуриных рук.

Три парня-близнеца в белых рубашках с закатанными рукавами стояли на фоне речки или озера. Карточка была старая, черно-белая, почти не потрепанная, только в самом центре луч солнца почти насквозь выжег маленькую дырочку, как будто фотка пролежала на столе под этим лучом долгие годы.

– Это наши женихи, – сказала Шура, – они тоже близнецы.

– В воскресенье в парке гуляли, – добавила Кира.

Маша отошла к стене, как будто испугалась чего-то. Дима тоже насторожился, а Антон – не очень. Он почти никогда ничего не боялся, потому что не понимал, чего конкретно надо бояться.

– Сказано ждать – будем ждать, – сказала Шура.

– Нам несложно, – сказала Кира.

– Подождите, – Дима словно отмер, – какое сегодня число?

– Десятое сентября, – ответила Шура, – а вы что, не знаете? А еще пионеры!

– А год какой?

– Тысяча девятьсот тридцать седьмой, – дружно ответили старушки. И вот что они рассказали ребятам.

2