Молодость

– У вас есть ненужные старые газеты или книги? – объяснил Антон. – У нас пионерское задание.

– Должно что-то быть, – сказала старушка, – проходите, пожалуйста.

В квартире оказалось интересно. Все было старинное, наверное, даже довоенное.

– Книг ненужных не бывает, – сказала старушка, – а периодика есть. Смотрите здесь.

И она указала на высокий стеллаж. Газеты, журналы. «Правда» за двадцать пятый, двадцать шестой… «Крокодил» того же времени. «Нива» за девятьсот двенадцатый.

– Забирайте, если нужно. Мы уже все прочитали.

Ребята растерялись. Как такое в макулатуру? Такое в музей надо или в красный уголок.

– А вам что, совсем не нужно? – спросил Антон. – Это же антиквариат, его можно в букинистический за деньги сдать.

Старушка задумалась.

– Нет, – сказала она, – не нужно. Антиквариат – это что-то совсем старое, например, времен царя Александра Второго или Третьего. А это – периодика, просто новости. Что ее дома держать? Пыль одна.

Пошептались, и Антон сказал:

– Вы простите, мы не имеем права такие ценные издания в макулатуру забирать. Может, у вас есть тоже газеты, но свежие?

Старушка подумала.

– Есть. Пойдемте.

Она прошаркала по коридору мимо кухни в самую дальнюю комнату. Ребята пошли за ней, и пока шли, что-то поменялось. Даже непонятно что. Антон, Дима и Маша зашли в комнату, остановились. На диване, не двигаясь, сидели еще две старушки, точь-в-точь как первая. Только платья были другие, а по внешности – вообще не отличить.

– Здравствуйте, – тихо сказали ребята, но старушки не ответили.

– Вот здесь, на полке, – сказала первая старушка и села на диван.

Они теперь сидели втроем, в одну линию. Одинаковые и неподвижные.

Антон стал перебирать газеты, но там тоже не было ничего свежего.

– Простите, у вас все какое-то старое, это ценности, а не макулатура.

Не ответили. Сидели и молчали. Да ну их, сумасшедшие какие-то и одинаковые!

Вдруг одна из старушек посмотрела в глаза Маше и сказала:

– Кира.

Маша не поняла, подумала, что та обозналась, но старушка продолжила:

– А это моя сестра, Галя.

Теперь стало понятно, что они зачем-то представлялись. Только не чай! Только скорее на улицу!

– А меня зовут Шура, – сказала самая первая старушка, и все опять замолчали.

Ребята тоже не знали, что сказать.

– Мы близнецы, – добавила Шура.

Это и так было видно.

– Мы тогда пойдем, – сказал Дима, – нас учительница ждет, ей класс надо закрыть.

– Вы же ничего не взяли.

– Поймите, – Дима был самый основательный и взрослый из класса, он даже на межшкольных соревнованиях по шахматам играл на «первой доске», – макулатура – это не новое и не совсем старое. Например, новые газеты и журналы еще имеют актуальность, потому что это недавно было, а совсем старые – уже история.

– Например, – добавила Маша, – если полгода назад или год газета – это макулатура, а если неделя назад, то еще нет.

Старушки ничего не ответили. Они сидели смирно и смотрели, словно сквозь ребят, на противоположную стену. Надо было уходить.

– Вот там есть, – сказала Шура, – как раз такое.

Она указала пальцем прямо на голову Антона. Антон обернулся и увидел за спиной на полках стопки прошитых бечевой газет. Подошел ближе и с разочарованием сказал:

– Это за тридцать седьмой год.

Шура смотрела на него с замершей, фарфоровой улыбкой, даже не кивая, но самой улыбкой соглашаясь.

– Вы же сказали, что тут недавнее.

– Ну как, недавнее, – ожила Шура, – за март, за апрель.

Антон вытащил газету с речью Молотова, с фотографиями каких-то рабочих и колхозников. Бумага почти крошилась в его руках.

– Даже за май, – сказала Шура, – точно помню, еще выпускного не было, а газета эта была уже. Мы ее с девочками в классе читали, доклад готовили.

– А можно мы еще те, в коридоре, посмотрим? – спросил Антон, и ребята вышли из комнаты.

– Что-то тут не так, – сказал Дима, – при чем тут май, если газеты старые?

– Может, они сумасшедшие? – сказала Маша. – У моей бабушки склероз, она тоже себя ведет подобным образом.

– Какая разница, – Дима был настроен решительнее всех, – просто пошли и все. Они же нам никто.

Вернулись в комнату. Старушки сидели не двигаясь.

– До свидания, – сказали ребята, – мы, наверное, ничего брать не будем.

Кира, Шура и Галя никак не отреагировали.

– До свидания, – еще раз сказала Маша.

И пошли к выходу.

Ну и хорошо, что так получилось, а то как-то здесь было скучно, не то что на улице или хотя бы в подъезде, где из окна виден цирк. Когда уже почти дошли до двери, из комнаты послышался странный звук. Как будто кто-то из старушек жадно стал глотать воздух, как, например, человек, который тонул, а потом его вытащили. Послышались шаги, пришла Шура с парой газет. Прошептала:

– Вы почему не хотите брать? Из-за портрета?

– Какого портрета?

Шура молча показала первую страницу, там Сталин в фуражке что-то говорил с трибуны.

– Вы не бойтесь, просто не говорите, что у нас взяли. Мы тоже никому не скажем.

– Мы не боимся, – сказал Антон, – чего нам бояться.

– Ну так, – сказала Шура.

И вроде нечего было больше говорить. Стало только обидно, что старушка подумала, что они чего-то боятся.