– И не только, кстати, но и рядом с каждым из нас. – И Петя принялся объяснять зёмиными словами: – Ты, к примеру, сделала доброе дело, а они уже докладывают: «Ваше Величество, Надя нынче доброе дело сделала». И в копилочку его, на будущее, значит. А там, глядишь, и выложат на весы.
– На какие ещё весы?
– Правосудия, Надя, имеются, между прочим, и такие. Предстанешь ты на суд, их и вынесут: на одну чашу добрые дела положат, на другую – плохие. Тоже, кстати, пишутся.
– Кем?
– Да бесами же, ну, кем же ещё! Так что не ходи, Надя, в кино, не ходи, Надя, на танцы, не то в преисподнюю попадёшь.
– В какую ещё преисподнюю?
– В какую, в какую… А ну, закрой глаза! Ну, закрой, закрой! – Надя зажмурилась. – Чего видишь?
– Звёзды!
– Врёшь! Ничего не видишь!
– Нет, вижу! – из вредности возразила она. – Ой, а красоти-ища-то ка-ка-ая!
– Ага, будет тебе красотища, когда пятки подпалят!
Надя открыла карие, с подкрашенными ресницами, глаза, удивлённо на Петю глянула.
– За что-о?
– А не ходи, Надя, в кино, не ходи, Надя, на танцы!
– Петь, ты, случаем, не сектант?
– Я?.. – и, сообразив наконец, что уж больно рьяно взялся, Петя тут же отпятился назад: – Ладно, так это я. Шутка, в общем. – И уж совсем некстати поинтересовался: – Слышь, Надь, а ты Ленина уважаешь?
– Ещё бы!
– А за что ты его уважаешь?
– За всё!
– Что значит за всё? За всё хорошее и за три года вперёд? Ты конкретно скажи.
Надя прищурилась, подозрительно на Петю глянула.
– Тебе это зачем?
– Если спрашиваю, значит, надо!
Надя хмыкнула, пожала плечами, задумалась, мечтательно завела под лоб глаза.
– За то… за то, что он самый умный и добрый на свете – вот! Это и по портрету видно. В букваре, помнишь, портрет был?
– И что?
– Так по нему одному всё видно.
– Надь, а ты про массовые расстрелы что-нибудь слышала? Представляешь, говорят, оказывается, Ленин был их организатором, а также будущих лагерей?
У Нади даже глаза округлились.
– Ты что – совсем?..
И Петя сразу стал оправдываться:
– Вот и я ему: да быть, говорю, этого не может! А он!..
– Кто?
– Да гад там один в тайге! Я ему: «Ленин?!» А он мне вот это вот – представляешь?
Надя, недолго думая, выдала с комсомольской суровостью на лице:
– Семену Ивановичу надо доложить!
– Председатель причём?
– Выгонит!
– За что, Надя? Мало ли кто, кому и чего скажет, сперва докажи.
– Всё равно надо сказать. Или в милицию заявить.
– Ещё милиции тут не хватало! И потом, Ленину от этого ни хуже, ни лучше. Ну а мы с тобой как-нибудь переживём. Переживём, Надя, переживём!
Чего не сделаешь ради зазнобы? И Надя уступила:
– Как знаешь… Ну так идём в кино?
– Не-а.
– На базе опять весь вечер сидеть будешь?
– Почему… На свидание пойду.
Надя недоверчиво на него глянула.
– Можно подумать. Ещё скажи, жениться собрался.
– Почему бы и нет?
– Да-аже? И на ком это, интересно? Я её знаю?
– Не знаешь.
Разумеется, Надя не поверила.
– Петь, ну пойдём, а? Ну пожа-алуйста.
– Ни за сто!
– Противный!
Александра Сергеевича Петя так бы и не пожалел, но поскольку предстоял выход за территорию базы, на случай внезапного появления председателя надо было заручиться поддержкой, а то скажет, самовольно ушёл, и выкручивайся потом. Нет, с этим делом у них не шутили, сезон есть сезон, а поскольку всем шли одинаковые трудодни, от каждого требовали максимальной отдачи в работе, и если видели, что филонишь, сажали «на фанеру» и отправляли «на материк – к бабе». Александр Сергеевич это прекрасно знал и не упустил случая воспользоваться, когда Петя после восьми стал наряжаться.
– Далеко ли собрался?
– Да я ненадолго.
– Это неважно. Права не имеешь в отсутствие председателя без моего разрешения за территорию базы выходить.
– Это с какого же бодуна?
– Кто из нас старше?
Деваться было некуда, и Петя сдался:
– Ладно. Сколько надо?
– Вот это – другой разговор! – сразу сделался шелковым Александр Сергеевич. – А то – «думайте, что хоти-ите!» Общественное мнение, между прочим, многое в нашей жизни значит! Ты, Петя, это запомни и впредь им никогда не пренебрегай. А вдруг бы я помер? А? Что? Думай прежде всего, Петя, о человеке, и тогда человек подумает о тебе! Понял?
– Понял. Сколько?
Поскрябав прокуренными ногтями щетину, Александр Сергеевич велел занять «на два пузыря».
По невразумительному Петиному бормотанию соседка сразу догадалась, откуда ветер, но денег дала, поскольку сама была не прочь залучить Петю в зятья, даже поинтересовалась на прощанье:
– Почему в кино не пошёл?
– Я сюда не за тем приехал.
– Смотри, какой деловой!
За водкой пришлось ехать на грузовике в ресторан, где им по знакомству отпускали в любое время суток.
Только после того как Александр Сергеевич оказался на небе, Петя без опасения мог ходить по земле.
Солнце только что село за далёкие крыши пристанционных домов, и теперь по всему горизонту широко разливалось зарево пожара. С болота поднялась голодная мошкара и всю дорогу вилась вокруг нудным облачком.
Варю вынесло на крыльцо, стоило Пете отворить калитку. Была Варя в светлом платьице с длинным рукавом.
– Смотрю в окно – ты!
И столько радости было на её лице!
– Ну и дурак же я, Варь, а! Прости! – с ходу выдал Петя.
– Ладно, проехали…