— Конечно, что же еще? Он пытается создать себе репутацию. Естественно, он не предполагал, что его схватят полицейские. Никто не предполагает, что его схватят. Он рассчитывал, что устроит здесь небольшой ад, а затем вернется к «Орлам» и будет избран президентом или что-то в этом роде. Держу пари на сто долларов, что именно так все и произошло. Ридон убедил этих двух дураков пойти сюда. Эй, вы не пьете свое пиво.
Хэнк взял кружку и отпил глоток.
— Хорошее, правда?
— Да, очень хорошее, — согласился Хэнк. — Ты говоришь так, словно знаешь Ридона очень хорошо.
— Однажды я проломил ему череп. Держу пари, что у него до сих пор есть шрам, — сказал Фрэнки.
— Когда это было?
— В одной из уличных драк. Я ударил его, и он свалился, а затем я двинул его ногой по башке. На мне были армейские ботинки. Я считаю, что всякий, кто идет в уличную драку без армейских ботинок, — не в своем уме. Так что я, должно быть, здорово раскроил ему череп.
— Почему ты ударил его ногой?
— Потому, что он лежал на земле, и я не хотел, чтобы он поднялся.
— Ты бьешь ногой всякого, кто лежит на земле?
— Всякого.
— Почему?
— Потому что я знаю, если я окажусь в таком же положении, они сделают со мной то же самое. Вас когда-нибудь били ногами, мистер?
— Нет.
— Ну, я вам должен сказать, в этом мало приятного, разве только если вам нравится, когда вас топчут ногами. Мне это не нравится, и я делаю это первым. Когда человек лежит и продолжает лежать, он не может причинить вреда. Однажды Ридон ударил меня битой для игры в крикет, вы знаете это? Он чуть не сломал мне ногу, эта сволочь. У меня на него зуб. Можете поверить, если вы не убьете этого сукиного сынка, то в один прекрасный день я сделаю эту работу за вас.
— Чтобы тебя схватили? — спросил Хэнк.
— Только не меня... А вообще-то, если бы меня схватили, это было бы не так уж и плохо. Тогда я мог бы положить конец дракам между бандами. Возможно, быть схваченным или еще быть призванным в армию — это единственный выход. Драки — совершенная глупость.
— Тогда зачем вы это делаете?
— Вы должны жить, не так ли? Вы должны защищать свои права.
— Какие права?
— Свою землю, приятель, свою территорию. В противном случае они все время будут приходить сюда и делать то, что они сделали с Ральфи. Вы должны их остановить, не так ли? Вы не можете позволить им топтать вас.
— Похоже, они думают, что вы пришельцы, — сказал Хэнк.
— Да, страшные пришельцы, — ответил Фрэнки. — Мы только и делаем, что стараемся ладить с ними, а получаем одни неприятности. С такими парнями, как Ридон, вы не можете спокойно даже высморкаться. Он настоящий задира, эта сволочь, и он всегда такой, с самого первого момента, как только стал членом клуба «Орлы-громовержцы». Все они пользуются плохой репутацией, все до одного. Вы когда-нибудь встречались с президентом их клуба?
— Нет. Кто он? — спросил Хэнк.
— Парень по прозвищу Большой Доминик. На самом деле он маленькая креветка и мог бы поместиться у вас в боковом кармане, — Фрэнки покачал головой. — Клянусь богом, я не знаю, где они его выкопали. Разве президент не должен обладать качеством руководителя? Я не хочу сказать, что я большой вождь, но этот тип Доминик годится только для воробьев. И вообще они никакой не клуб, эти подонки.
— Вы сделали бы хорошее дело, если бы отправили всех троих на электрический стул, мистер Белл. — вставил Гаргантюа.
— Да, — согласился Фрэнки. — Вы сделали бы действительно хорошее дело. — Он повернулся лицом к Хэнку. Глаза его все также были спрятаны за темными очками, но вдруг он уже перестал быть поклонником Пикассо с гордой испанской кровью. Его лицо стало суровым, а голос, хотя он и говорил монотонно, звучал угрожающе: — Вы сделали бы действительно хорошее дело, мистер Белл.
— Для них не будет ничего хорошего, если это сойдет им с рук, — сказал Гаргантюа.
— Да, подтвердил Фрэнки. — Многим это может не понравиться.
С минуту они сидели молча. Оба парня в упор смотрели на него, словно пытаясь без лишних слов заставить его понять смысл того, о чем они говорили.
Наконец Хэнк поднялся.
— Ну, спасибо за информацию, — сказал он и полез в карман за бумажником.
— За пиво плачу я, — сказал Фрэнки.
— Ну, в таком случае, спасибо, — сказал Хэнк и вышел из бара.
Мать Рафаэля Морреза приехала в Гарлем из маленького городка Вега Байя, находящегося в Пуэрто-Рико. Там Виолета Моррез должна была работать с восьми утра и до шести вечера. Это верно, что в Нью-Йорке условия были лучше и выше заработок, но в Пуэрто-Рико после работы она шла бы домой к своему сыну, а здесь, в Нью-Йорке, она не могла больше этого делать. Ее сын мертв.