Даже без настойчивых напоминаний Вадима Громова прекрасно понимала необходимость сообщить новость близким, и чем дольше она будет с этим тянуть, тем сложнее будет потом. У нее не было цели скрыть свою беременность, она не считала свое положение чем-то постыдным или противоестественным, но говорить об этом почему-то категорически не хотелось. Она подсознательно оттягивала этот момент, стараясь по максимуму насладиться своим нежданным, но таким упоительным единением с неслышно бьющимся внутри маленьким сердечком, которое неминуемо растворится в бесконечных объяснениях, чужих мнениях, одобрении и осуждении, разговорах о будущем и рассуждениях об истинных целях, как только она посвятит кого-то в свою тайну. Особенно трудно ей было представить, как она скажет все это Денису, хотя именно он имел очевидное преимущественное право узнать об этом событии одним из первых.
Громову штормило из стороны в сторону, то ли под влиянием разбушевавшихся гормонов, то ли в силу ее собственного неуравновешенного характера, но она никак не могла определиться с дальнейшим планом действий. То ей хотелось прямо сейчас позвонить Черышеву и рассказать ему все начистоту, просить у него прощения за то, что не поехала с ним тогда летом, что оставила его и весь мир, который он готов был положить к ее ногам; оставила ради призрачного, почти неосязаемого, хрупкого и нервного счастья с другим мужчиной. А на следующий день она уже проклинала его, обвиняла в том, что он бросил ее, опустил руки и забыл так же быстро, как влюбился, что его любовь была надуманной и ветреной, а все последствия теперь расхлебывать ей одной. Она уже представляла, как она утрет ему нос, как он будет кусать локти и лить крокодильи слезы, горько сожалея о своих ошибках, когда однажды увидит своего ребенка, уже взрослым, сильным и красивым, случайно узнав всю правду, когда уже ничего нельзя будет исправить. А потом ей снова начинало казаться, что во всем виновата она одна, и это как раз Денис имеет полное право злиться на нее, сомневаться в своем отцовстве, отказаться и от нее, и от ребенка. И тогда страх быть непонятой снова проникал в ее душу, отравляя сознание и заставляя вновь и вновь метаться по этому замкнутому кругу полярных эмоций.
Кира не знала, на каком она свете, все глубже увязая в сомнениях и зависая в безвоздушном пространстве неопределенности, не могла выбрать никакого решения и линии поведения. Как воспримет эту новость Денис? Что скажут родители и друзья? Как быть с работой и контрактом? Вопросов было больше, чем ответов, и только одно ей было ясно абсолютно точно — что бы ни происходило, как бы ни повернулась жизнь и какие бы испытания ей ни пришлось вынести в будущем, со своей Косточкой она теперь не расстанется ни за какие сокровища мира.
Вчера вечером за ужином в их любимом с Климовым ресторане на Кирочной, выслушав очередную тираду от лучшего друга, на этот раз посвященную правам человека и тому, как она вероломно попирает их, скрывая от отца его собственного ребенка, Громова психанула и схватилась за телефон с яростным намерением прямо сейчас отстучать Черышеву короткое смс только ради того, чтобы Вадик заткнулся и, наконец, отстал от нее.
Но взяв в руки смартфон и открыв чат с Денисом, последнее сообщение в котором датировалось еще июлем, она вдруг поняла, что хочет увидеть его глаза, когда он узнает об этом. Именно в это мгновение Кира осознала, как давно не видела его, не грелась в лучах его солнечной улыбки, не чувствовала тепла горячих ладоней, не таяла от его невыносимой и трепетной ласки. Страх того, что она опоздала, что в его жизни уже давно нет для нее места, больно кольнул в грудную клетку, но желание коснуться его загорелой кожи, почувствовать исходящий от него дурманящий аромат, использовать этот шанс, даже если он обернется полным провалом, пересилил все сомнения. Девушка закрыла чат и торопливо, словно боясь передумать, зашла в авиа-приложение и заказала себе билет на единственный подходящий рейс до Валенсии с кривой стыковкой в Мюнхене на завтрашнее утро.
— Вот! Все? — тыкая в лицо Климову экраном смартфона, взвизгнула Громова. — Я полечу и лично все ему скажу!
— Гениально, — покачал головой Вадим, пробегая взглядом по строчкам электронного билета. — Вот что ты за человек такой, Громик? Почему у тебя вечно все так, через задницу?
— Теперь-то что не так? — нахмурилась Кира, утыкаясь в телефон и внимательно проверяя данные в поисках возможной ошибки.
— Ты не думала, что прежде, чем покупать билет, хорошо бы ему позвонить, договориться, предупредить? — издевательски ласковым и снисходительным тоном, промурлыкал Климов. — Ты, может, не в курсе, но обычно люди именно так делают.
— Нет, — отрезала Громова, подцепляя на вилку кусочек тунца и решительно отправляя его в рот. — Если я начну звонить, разговаривать там, рассуждать, то либо расскажу все по телефону, либо вообще передумаю.