Молодые львы

…Плотник в Гранвилле, уроженец Канады, которого немцы заставили строить береговые укрепления, качал головой и говорил: «Теперь это не имеет значения, дружище. Вы пришли слишком поздно. В сорок втором, сорок третьем я бы пожал вам руку и обрадовался вашему приходу. А теперь… – Он пожал плечами. – Слишком поздно, дружище, слишком поздно…»

…Пятнадцатилетний подросток в Шербуре злился на американцев. «Они же идиоты! – с жаром восклицал он. – Клюют на тех же девок, которые жили с немцами! Демократы! Фу! Плевал я на таких демократов! Я лично, – похвалялся парнишка, – обрил волосы четырем соседским девчонкам, потому что они ложились под немцев. И сделал это задолго до высадки союзников, когда было опасно. И я сделаю это снова, да, снова обрею…»

…В борделе мадам, сидевшая у конторки, собирая деньги с выстроившихся в очередь солдат, выдавала каждому полотенце и крошечный кусочек мыла и говорила: «Будь поласковее с маленькой девочкой, дорогой, будь поласковее». И солдаты поднимались в комнаты наверху, унося с собой карабины и автоматы…

Стелвато храпел, карандаш Кейна все шуршал по бумаге. Ни звука не доносилось из серого городка. Майкл встал, подошел к мостику, посмотрел на текущую под ним темно-коричневую воду. Если уж восемьсот немцев хотят напасть на город, хорошо бы им поторопиться, подумал он. Но будет еще лучше, если сейчас появится оперативная группа, а с ней Павон. Война становится куда более терпимой, если тебя окружают сотни солдат, ты ни за что не несешь ответственности и точно знаешь, что есть специально обученные люди, задача которых – решать твои проблемы. Здесь же, на старинном, заросшем мхом мостике через безымянную темную речушку, в забытом Богом, замершем городе, Майкла не покидало ощущение, что его бросили. Всем до лампочки, что восемьсот немцев войдут в город и тебя пристрелят. Всем наплевать, вступишь ли ты с ними в бой, сдашься или спасешься бегством… Почти как на гражданке, с усмешкой подумал Майкл, никому нет дела, жив ты или мертв…

«Дам Павону и его оперативной группе еще тридцать минут, – решил Майкл, – а потом смотаюсь отсюда. Поеду искать американскую армию. Я без нее никуда».

Он с тревогой посмотрел на небо. Что-то зловещее, угрожающее виделось ему в низких, серых, набухших дождем облаках. А ведь до этого ярко светило солнце. Солнце говорило о том, что удача на твоей стороне. И ты не удивлялся, что пуля снайпера, пущенная в тебя, пролетала мимо, ты не сомневался, попав под сильный обстрел неподалеку от Авранша и выпрыгнув из джипа на труп американского капрала-танкиста, что с тобой на этот раз ничего не случится… И даже когда полковой командный пункт под Сен-Мало накрыла немецкая артиллерия (заезжий генерал, который проводил оперативное заседание, еще схватил телефонную трубку и начал орать: «Что делает этот чертов корректировщик? Чего он кружит над нами? Почему еще не засек эту батарею? Свяжитесь с ним и прикажите немедленно уделать подонков!»), когда дом ходил ходуном, но все оставались на местах, поскольку без приказа генерала никто не посмел покинуть помещение, когда солдаты, несшие вахту у командного пункта, забились в окопы, ты знал, что беда пройдет стороной… Потому что в небе ярко светило солнце.

А вот сегодня ситуация изменилось. Солнце спряталось за облаками, и ощущение, что удача с тобой, исчезло.

Веселый солнечный марш, похоже, закончился. Маленькая девочка, поющая «Марсельезу» в баре Сен-Жана; спонтанная демонстрация жителей маленького городка Миньяк, высыпавших на улицу в тот момент, когда в город вошли первые пехотинцы; бесплатный коньяк в Ренне; монахини и дети, выстроившиеся вдоль дороги под Ле-Мансом, отряд бойскаутов, с серьезными лицами совершающих воскресный марш-бросок под Алансоном рядом с катящей по дороге танковой частью; семьи, несмотря ни на что загорающие под ярким солнышком на берегах реки Вилен; вскинутые пальцы в виде буквы V – знака победы; флаги; бойцы Сопротивления, с гордым видом конвоирующие пленников, – все это исчезло, осталось в другой эре. Сегодня, похоже, начинались новые времена, серые, несчастливые…

– Ну и черт с ним! – вырвалось у Майкла. Он повернулся к Кейну. – Поедем в центр и поглядим, что там происходит.

Кейн широко улыбнулся:

– Поехали. – Он убрал блокнот и карандаш. – Ты меня знаешь. Я поеду куда угодно.

«Сукин ты сын, – подумал Майкл, – знаю, что поедешь». Он подошел к Стелвато, наклонился, забарабанил пальцами по каске. Стелвато застонал, не желая покидать ну очень приятный сон.

– Отстаньте от меня, – пробормотал Стелвато.

– Поднимайся, поднимайся. – Майкл забарабанил сильнее. – Нам пора выигрывать войну.

Солдаты бронетанковой дивизии вылезли из окопа.

– Вы оставляете нас одних? – с обидой спросил толстяк.

– Двое прекрасно обученных, накормленных досыта, отлично вооруженных солдат должны без труда разобраться с восемью сотнями фрицев, – ответил Майкл. – В любой день недели, хоть утром, хоть вечером.

– Ты все шутишь. – Толстяк начал злиться. – Как вы можете оставить нас одних?

Майкл забрался в джип.