– Да. – Майкл взял Аккермана за руку и отметил, какая эта рука тонкая, хрупкая. – Только возьму котелок. Проводишь меня?
– Конечно. – Ной кивнул, улыбнулся, и они зашагали к палатке Майкла. – Превосходная речь, не так ли?
– Поднимает боевой дух, – усмехнулся Майкл. – Мне хочется прямо сейчас, до ужина, забросать гранатами немецкое пулеметное гнездо.
– Армия, – пожал плечами Ной. – В армии обожают произносить речи.
– Слишком велико искушение, – отозвался Майкл. – Перед тобой пятьсот человек, которые не могут ни отойти, ни раскрыть рот… При определенных обстоятельствах я бы тоже не устоял.
– И что бы ты сказал?
Майкл на мгновение задумался.
– Помоги нам, Господи, – совершенно серьезно ответил он. – Господи, помоги каждому живущему сегодня мужчине, женщине и ребенку.
Он нырнул в палатку и тут же вернулся с котелком. Затем они вместе зашагали к концу длинной очереди, выстроившейся у столовой.
Когда в столовой Ной снял дождевик, Майкл увидел на его груди «Серебряную звезду» и вновь почувствовал укол совести. Эту награду не дают тем, кого сбивает такси, подумал Майкл. Маленький Ной Аккерман, который начинал служить вместе с ним, который давно мог сломаться, но, как видно, выстоял…
– Мне ее нацепил генерал Монтгомери, – пояснил Ной, заметив взгляд Майкла. – Мне и моему другу Джонни Бурнекеру. В Нормандии. Нам выдали со склада новенькую форму. Присутствовали и Паттон, и Эйзенхауэр. Медали нам дали стараниями командира дивизионной разведки. Очень хороший человек. Вручали четвертого июля. Что-то вроде демонстрации англо-американской дружбы. Генерал Монтгомери продемонстрировал английскую дружбу, нацепив мне на грудь «Серебряную звезду». Пять баллов при демобилизации.
Они сидели за переполненным столом в большом зале, ели разогретые консервы, овощное рагу, пили жидкий кофе.
– Это же безобразие – лишать штатских самых лучших кусков мяса! – воскликнул сидевший за их столом Кренек.
Эта древняя шутка смеха не вызвала. Точно так же Кренек шутил и в Луизиане, и в Фернане, и в Палермо…
Майкл ел с аппетитом, слушая рассказ Ноя о том, что случилось за годы, разделившие Флориду и лагерь пополнения пехоты. Майкл внимательно рассмотрел фотографию сына Ноя («Двенадцать баллов, – пояснил Ной. – У него уже семь зубов»), узнал о смерти Коули, Донелли, Рикетта, о том, как опозорился капитан Колклу. И к полному своему изумлению, почувствовал, что страшно тоскует по старой роте, которую с такой радостью покидал во Флориде.
Ной сильно изменился. Совершенно не нервничал. Да, он здорово похудел и постоянно кашлял, но при этом прочно стоял на ногах, нашел свое место в мире, обрел мудрость и спокойствие зрелого мужчины, и в сравнении с ним Майкл чувствовал себя мальчишкой. Говорил Ной ровно, без горечи, от прежнего фонтана едва сдерживаемых эмоций не осталось и следа. И Майкл понимал, что Ной, если переживет войну, в отличие от него встретит мирную жизнь во всеоружии.
Поужинав, они помыли котелки, с удовольствием закурили дешевые сигары из пайка и неспешно зашагали во тьме к палатке Ноя под музыкальный перезвон висевших сбоку котелков.
В этот вечер в лагере показывали кино, «Девушку с обложки» с участием Риты Хэйуорт, и все солдаты, которые жили в одной палатке с Ноем, отправились любоваться прелестями голливудской звезды. Майкл и Ной сидели на койке Ноя в пустой палатке и курили, наблюдая за поднимающимся к потолку дымком.
– Завтра я ухожу, – поделился своими планами Ной.
– Правда? – Майкл искренне огорчился. В нем с новой силой закипела злость на армию. Разве так можно: внезапно сталкивать с друзьями и тут же их отнимать. – Твоя фамилия в списке на отправку?
– Нет, – спокойно ответил Ной. – Я ухожу сам.
Майкл затянулся, выпустил струю дыма.
– В самоволку?
– Да.
Господи, подумал Майкл, вспомнив, что Ной сидел в тюрьме. Неужели ему этого мало?
– В Париж?
– Париж меня не интересует.
Ной наклонился и достал из вещмешка две пачки писем, аккуратно перетянутых резинками. Одну, где адреса на конвертах были написаны женским почерком, он положил на кровать.
– От жены, – пояснил Ной. – Они приходят каждый день. А эти письма… – он помахал второй пачкой, – от Джонни Бурнекера. Он пишет, как только выдается свободная минутка. И каждое письмо заканчивается фразой: «Ты должен вернуться сюда».
– Понятно. – Бурнекера Майкл помнил смутно. Вроде бы высокий, худощавый светловолосый парень с румянцем во всю щеку.
– У Джонни навязчивая идея, – продолжал Ной. – Он думает, если я вернусь и останусь с ним, мы оба выйдем из этой войны живыми. Он удивительный человек. Самый лучший из тех, кого мне довелось встретить за свою жизнь. Я должен к нему вернуться.
– А почему для этого надо уходить в самоволку? – спросил Майкл. – Почему не пойти в канцелярию роты и не попросить, чтобы тебя направили в прежнюю часть?