Молодые львы

Извинившись, отбыла и мадам, выставив на стойку еще одну бутылку шампанского. Кристиан и Брандт, оставшись одни в залитом оранжевым светом мавританском баре, молча смотрели на торчащую из ведерка со льдом запотевшую бутылку.

Так же молча они допили свои бокалы. Открывать шампанское взялся Кристиан. Борьба с пробкой закончилась громким хлопком, от которого он даже подпрыгнул. Ледяная пена выплеснулась ему на руку.

– Ты никогда не бывал в таких местах? – наконец спросил Брандт.

– Нет.

– Хочешь женщину?

– Скорее нет, чем да.

– Если бы ты захотел женщину, но на нее положил бы глаз лейтенант Гарденбург, как бы ты поступил?

Кристиан отпил шампанского.

– Я бы не хотел отвечать на этот вопрос.

– Я тоже. – Брандт покрутил в руке пустой бокал. – И какие чувства ты сейчас испытываешь?

– Даже не знаю, что и сказать. Но никакой радости нет, это точно.

– А мне грустно. Очень грустно. Как там говорил лейтенант?

– Сегодня взошла заря новой эры.

– Мне очень грустно на заре новой эры. – Брандт налил себе шампанского. – Знаешь, десять месяцев назад я чуть не стал гражданином Франции.

– Неужели?

– Я прожил во Франции десять лет, разумеется, с перерывами. Как-нибудь покажу тебе местечко в Нормандии, куда я ездил каждое лето. Я рисовал с утра до вечера, иногда по сорок картин за лето. Во Франции меня признали. Мы обязательно зайдем в галерею, где выставлялись мои полотна. Возможно, некоторые висят там до сих пор, и ты сможешь на них взглянуть.

– С удовольствием.

– Я не мог показывать свои картины в Германии. Я абстракционист. Говорят, это нерепрезентативное искусство. Нацисты считают его декадентским. – Брандт пожал плечами. – Наверное, где-то я декадент. Не в такой степени, как лейтенант, но декадент. А ты?

– Я – декадент-лыжник.

– Видать, везде есть свои декаденты, – вздохнул Брандт.

Открылась дверь, и в бар вошла смуглолицая брюнетка. На ней был розовый пеньюар, отделанный перьями. Девушка загадочно улыбалась.

– Где мадам? – спросила она.

– Куда-то вышла, – ответил Брандт. – Может, я помогу?

– Ваш лейтенант… – Брюнетка замялась. – Мне нужно перевести. Он чего-то требует, но я не уверена, что правильно поняла его. Мне кажется, он хочет, чтобы я отстегала его плетью, но я боюсь начинать. Вдруг он просит чего-то еще? Я должна знать наверняка.

– Начинай, – твердо заявил Брандт. – Именно этого ему и не хватает. Я знаю, он мой давний друг.

– Вы уверены? – Брюнетка с сомнением переводила взгляд с одного на другого.

– Абсолютно, – заверил ее Брандт.

– Хорошо. – Брюнетка пожала плечами. – Выполню его просьбу. – Она повернулась к двери. – Странно все это. – В голосе девушки слышалась насмешка. – Солдат-победитель… в день победы… Необычные у него вкусы, не так ли?

– Мы все необычные люди, – усмехнулся Брандт. – Ты в этом скоро убедишься. А теперь займись делом.

Брюнетка ответила ему коротким злым взглядом и вышла из бара.

– Ты все понял? – спросил Брандт Кристиана.

– Достаточно.

– Давай выпьем. – Брандт разлил шампанское по бокалам. – Я откликнулся на зов родины.

– Что? – Кристиан в недоумении воззрился на него.

– Мир стоял на грани войны, а я рисовал декадентские, абстрактные пейзажи французского побережья в ожидании французского гражданства. – Брандт прищурил глаза, вспоминая тревожные, полные неопределенности дни августа 1939 года. – Французы – самый удивительный народ на всем белом свете. Они любят хорошо поесть; они независимы; во Франции можно рисовать все, что только вздумается, – порицать не будут; у них блестящее боевое прошлое, но они знают, что таких вершин им больше не покорить. Они благоразумны и скуповаты. Такая среда благоприятна для искусства. Однако в последнюю минуту я стал ефрейтором Брандтом, чьи картины невозможно выставить в немецкой галерее. Если кровь не вода, тогда… что? И вот мы здесь, в Париже, проститутки встречают нас с распростертыми объятиями. Вот что я тебе скажу, Кристиан: в конце концов мы обязательно проиграем. Это же просто безнравственно… варвары с Эльбы жрут сосиски на Елисейских полях…

– Брандт, – попытался остановить его Кристиан. – Брандт…

– Заря новой эры. Вермахт встречает ее, принимая порку в публичном доме. Завтра пойду с куском колбасы на площадь Звезды.

Открылась дверь, и в бар вошел Гиммлер. Он был без кителя, в расстегнутой сорочке. Улыбаясь во весь рот, он держал в руках зеленое платье блондинки.

– Кто следующий? Дама ждет.

– Хочешь последовать по стопам сержанта Гиммлера? – спросил Брандт.

– Нет, – ответил Кристиан. – Не хочу.

– Ты уж не обижайся, сержант, но мы лучше добьем эту бутылку.

Гиммлер обвел их обоих угрюмым взглядом, с его лица на мгновение слетела маска хитроватого добряка.

– Я торопился. – В голосе слышалась обида. – Не хотел задерживать друзей.

– Мы очень ценим твою заботу, сержант. Очень ценим. Даже получая удовольствие, ты помнил о нас.

– Она очень хороша. – На лице Гиммлера вновь заиграла широкая улыбка. – Большая, мягкая. Вы точно не хотите ее?

– Точно, – ответил Кристиан.

– Хорошо, – кивнул Гиммлер. – Тогда пойду на второй заход.

– А что ты с ней делал? – спросил Брандт. – Сдирал с нее платье?

Гиммлер хохотнул.