Молодые львы

Поцеловав его в ухо, она открыла дверь и вышла. Ной лежал на спине и смотрел сквозь полузакрытые веки на грязный потолок. Его клонило ко сну. За окном подходил к концу навевавший дремоту теплый воскресный день, где-то далеко раздавались свистки паровозов и слышны были голоса томящихся от скуки солдат, напевающих знакомую песенку: «Веселиться и любить ты умеешь, любишь леденцами угощать. Ну, а деньги ты, дружок, имеешь? Это все, что я хочу узнать». Сквозь дремоту до Ноя дошло, что он слышал эту песню раньше. Он вспомнил Роджера, вспомнил, что его уже нет в живых, но тут мысли его оборвались, и он уснул.

Он проснулся от скрипа медленно открываемой двери. Чуть приоткрыв глаза, он увидел стоящую перед ним Хоуп и нежно улыбнулся.

— Ной, — сказала она, — тебе придется встать.

— Погоди, — ответил он, — еще рано. Иди ко мне.

— Нет, — сказала она, и ее голос звучал решительно, — вставай сейчас же.

Ной поднялся и сел в постели.

— Что случилось?

— Хозяйка требует, чтобы мы сейчас же оставили ее дом.

Ной встряхнул головой, стараясь понять, в чем дело.

— Ну-ка повтори, что ты сказала.

— Хозяйка требует, чтобы мы оставили ее дом.

— Дорогая, — терпеливо проговорил он, — ты, должно быть, что-то перепутала.

— Я ничего не перепутала. — Лицо Хоуп выражало с трудом сдерживаемое волнение. — Все совершенно ясно. Нам придется отсюда уйти.

— Почему? Разве ты не сняла комнату на неделю?

— Да, — ответила Хоуп, — я сняла ее на неделю, но хозяйка заявляет, что я получила ее обманным путем: она, видите ли, не знала, что мы евреи.

Ной встал и медленно прошел к туалетному столику. Он взглянул на свое улыбающееся лицо на фотографии под нарциссами, которые уже начали вянуть и засыхать по краям.

— Она сказала, — продолжала Хоуп, — что вначале у нее возникло подозрение из-за фамилии, но я не похожа на еврейку. А когда она увидела тебя, то заинтересовалась и спросила меня. Я, конечно, ответила, что мы евреи.

— Бедная Хоуп, — нежно произнес Ной, — извини меня.

— Не дури, — ответила она, — я не хочу больше слышать от тебя ничего подобного и прошу тебя никогда и ни за что не извиняться передо мной.

— Хорошо, — сказал Ной, рассеянно перебирая пальцами нежные увядшие цветы. — Давай собирать вещи.

— Да, — согласилась Хоуп. Она достала свой чемодан, положила его на кровать и открыла. — Лично к вам у меня претензий нет, сказала хозяйка, это просто правило моего дома.

— Рад узнать, что лично к нам претензий нет, — ответил Ной.

— Ничего страшного. — Хоуп начала, как всегда, аккуратно складывать в чемодан нежно-розовое белье. — Сейчас пойдем в город и найдем другое место.

Ной потрогал щетку для волос на туалетном столике. Обратная сторона ее была украшена серебряной пластинкой с полустершимся грубоватым старомодным орнаментом из листьев, которая тускло поблескивала в пыльном полумраке комнаты.

— Нет, — сказал он, — мы не станем искать другое место.

— Но ведь мы не можем здесь оставаться…

— Мы не останемся здесь и не будем искать другого места, — сказал Ной, стараясь говорить спокойно и не выдавать своего волнения.

— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать, — Хоуп перестала укладывать вещи и посмотрела на него.

— Я хочу сказать, что мы пойдем на автобусную станцию, узнаем, когда отходит автобус на Нью-Йорк, и ты уедешь на нем.

В комнате наступила тишина. Хоуп стояла печальная и задумчивая, уставившись на уложенное в чемодан розовое белье.

— Ты знаешь, — прошептала она, — мне с таким трудом удалось вырвать эту неделю, и бог знает, когда еще мы встретимся и что будет с тобой. Может быть, через неделю тебя отправят в Африку, на Гуадалканал или еще куда-нибудь и…

— По-моему, есть автобус, который отходит в пять часов, — проговорил Ной.

— Дорогой… — Хоуп по-прежнему стояла в спокойной, задумчивой позе перед кроватью… — Я уверена, что мы могли бы найти другое место в этом городе…

— И я уверен, — сказал Ной, — но мы не будем искать. Я не хочу, чтобы ты оставалась в этом городе, я хочу остаться один — вот и все. Я не могу любить тебя в этом городе. Я хочу, чтобы ты уехала отсюда, и чем скорей, тем лучше! Я готов поджечь этот город или сбросить на него бомбы, но любить тебя здесь я отказываюсь!

Хоуп быстро подошла к нему, обхватила его руками.

— Ной, милый, — с жаром проговорила она, тряся его за плечи, — что с тобой случилось? Что они с тобой делают?

— Ничего, — крикнул Ной, — ничего! Я скажу тебе после войны! А теперь собирай свои вещи и пойдем отсюда!

Хоуп опустила руки.

— Хорошо, — упавшим голосом сказала она и снова стала свертывать белье и аккуратно укладывать его в чемодан.