Молодые львы

— Да, сэр, — произнес Майкл, думая про себя: «Невероятно, не может быть, что это происходит со мной, ведь это же смешной анекдот об армейских чудаках, который я слышал в компании за коктейлем».

— Я допускаю, Уайтэкр, что военный суд вряд ли приговорит вас к смертной казни только за то, что вы не доложили об этом, но вас вполне могут упрятать в тюрьму на двадцать-тридцать лет или пожизненно. Федеральная тюрьма, Уайтэкр, это не Голливуд и не Бродвей. В Ливенуэрте вам не очень часто придется встречать свое имя на столбцах газет. Если ваш друг скажет, что он говорил вам о своем намерении бежать, этого будет достаточно. А он вполне может сказать это, Уайтэкр, вполне… Вот так… — Колклаф с важным видом положил руки на стол. — Но я не хочу раздувать это дело. Меня интересует боевая подготовка роты, и я не хочу, чтобы этому мешали подобные дела. Единственное, что от вас требуется, — это сказать мне, где находится Аккерман, и мы сразу же позабудем обо всем. Вот и все. Скажите только, где, по-вашему, он может быть… Ведь это не так уж много, не правда ли?

— Да, сэр, — ответил Майкл.

— Вот и хорошо, — быстро проговорил Колклаф, — куда он уехал?

— Я не знаю, сэр.

Кончик носа Колклафа опять задергался. Он нервно зевнул:

— Послушайте, Уайтэкр, — сказал он, — надо отбросить ложное чувство товарищества в отношении такого человека, как Аккерман. Все равно он в нашей роте пришелся не ко двору. Как солдат, он никуда не годился, ни у кого в роте не пользовался доверием и с начала до конца был постоянным источником неприятностей. Надо быть безумцем, чтобы ради такого человека идти на риск пожизненного тюремного заключения. Мне бы не хотелось, чтобы вы, Уайтэкр, сделали такую глупость. Вы интеллигентный человек, Уайтэкр, до армии вы преуспевали в жизни и со временем можете стать хорошим солдатом. Я хочу помочь вам… А теперь… — и он победоносно улыбнулся, — где рядовой Аккерман?

— Извините, сэр, — ответил Майкл, — но я не знаю.

Колклаф поднялся.

— Ну хорошо, — тихо сказал он, — уходите отсюда, вы, покровитель евреев.

— Слушаюсь, сэр, благодарю вас, сэр. — Майкл отдал честь и вышел.

У входа в столовую Майкла ожидал Брейлсфорд. Прислонясь к стене, он ковырял в зубах и сплевывал. После памятной драки с Ноем он еще больше растолстел, но в его чертах появилось выражение затаенной обиды, а в голосе стали звучать жалобные нотки. Выходя из столовой, отяжелевший после сытного обеда, состоявшего из свиных отбивных котлет с картофелем и макаронами и пирога с персиками, Майкл заметил, что Брейлсфорд машет ему рукой. Майкл хотел было сделать вид, что не заметил ротного писаря, но тот поспешил вслед за ним, крича: «Уайтэкр, подожди минуточку». Майкл повернулся и посмотрел ему в лицо.

— Привет, Уайтэкр, — сказал Брейлсфорд, — а я тебя искал.

— В чем дело? — спросил Майкл.

Брейлсфорд беспокойно огляделся вокруг. Разомлевшие от обильной пищи солдаты медленным потоком выходили из столовой и проходили мимо них.

— Здесь неудобно, — сказал он, — давай пройдемся немного.

— Мне еще надо кое-что сделать перед парадом… — возразил было Майкл.

— Это займет не больше минуты. — Брейлсфорд многозначительно подмигнул: — Я думаю, тебе будет интересно послушать.

Майкл пожал плечами.

— Ладно, — согласился он и пошел рядом с писарем по направлению к плацу.

— Эта рота, — начал Брейлсфорд, — мне осточертела. Сейчас я добиваюсь перевода. В штабе полка есть один сержант, которого должны уволить по болезни, у него артрит, и я уже говорил кое с кем. Как подумаю об этой роте, меня просто бросает в дрожь…

Майкл вздохнул: ведь он собирался эти драгоценные двадцать минут послеобеденного отдыха полежать на койке.

— Послушай-ка, — прервал Майкл, — к чему ты клонишь?

— После того боя, — продолжал Брейлсфорд, — эти мерзавцы не дают мне прохода. Знаешь, ведь я не хотел подписываться на том листке. Но они уверяли меня, что это только шутка, что он ни за что не станет драться с десятью самыми крупными парнями в роте. Я ничего не имел против этого еврея. Я не хотел драться. Да я и не умею. Каждый мальчишка в нашем городе, бывало, побивал меня, хотя я был большого роста. Какого черта, разве это преступление, если не любишь драться?

— Нет.

— К тому же я не могу долго сопротивляться. Когда мне было четырнадцать лет, я болел воспалением легких и с тех пор быстро устаю. Врач меня даже освобождает от походов. А попробуй скажи такое этому подлецу Рикетту или еще кому-нибудь из них, — с горечью добавил он. — С тех пор как Аккерман нокаутировал меня, они обращаются со мной так, словно я продал немецкой армии военные секреты. Я держался сколько мог, ведь правда? Я стоял, а он бил и бил меня, но я долго не падал, разве это не правда?

— Правда, — согласился Майкл.

— Этот Аккерман прямо бешеный, — продолжал Брейлсфорд, — хоть маленький, а до чего злой. Не люблю связываться с такими людьми. В конце концов, он же разбил нос в кровь даже Доннелли, правда? А ведь Доннелли дрался в «Золотой перчатке». Чего же, черт побери, можно ожидать от меня?

— Ладно, — сказал Майкл, — все это я знаю. Что еще ты хотел сказать?