— Он так и сказал — очаровательна?
— Ага.
— Ага? Это что, так теперь говорят в Голливуде?
— Возможно. — Лаура улыбалась ему, но глаза ее все время бегали по комнате. Впрочем, она всегда была такой, когда они находились в обществе. — Как, по-твоему, я сыграла в последнем фильме?
— Очаровательно, — ответил Майкл. — Давай выпьем.
Лаура встала, взяла его за руку и нежно потерлась щекой о его плечо.
— Ты рад, что я приехала? — спросила она.
— Очарован, — ухмыльнулся Майкл.
Они засмеялись и рука об руку направились к буфету, пробираясь мимо столпившихся в центре комнаты гостей.
Буфет находился в соседней комнате под абстракционистской картиной с нарисованным фуксином подобием женщины о трех грудях, восседающей на параллелограмме. Здесь они застали седеющего, полного Уоллеса Арни с чайной чашкой в руках. Рядом с ним стоял приземистый, могучего сложения человек в синем саржевом костюме. Он выглядел так, словно зим десять подряд провел на открытом воздухе. Тут же болтали две девицы с хорошенькими, но невыразительными личиками и узкими, как у манекенщиц, бедрами. Они пили неразбавленное виски.
— Он приставал к тебе? — услышал Майкл голос одной из девушек.
— Нет, — ответила другая, встряхнув светлыми блестящими волосами.
— Но почему?
— Потому что он сейчас йог.
Девушки задумчиво заглянули в свои бокалы, допили вино и удалились — величаво и грациозно, как пантеры в джунглях.
— Ты слышала? — спросил Майкл.
— Да, — засмеялась Лаура.
Майкл попросил у буфетчика две рюмки виски и улыбнулся Арни, автору «Поздней весны». Тот продолжал молча смотреть прямо перед собой, время от времени элегантным движением трясущейся руки поднося к губам чашку.
— Нокдаун, — заметил человек в синем саржевом костюме. — Потерял сознание, но устоял на ногах. Судья должен прекратить схватку, иначе она превратится в простое избиение.
Арни ухмыльнулся, украдкой посмотрел по сторонам и протянул буфетчику свою чашку с блюдцем.
— Пожалуйста, налейте мне еще чайку.
Буфетчик налил в чашку хлебной водки, и Арни, прежде чем взять ее, снова осмотрелся вокруг.
— Здорово, Уайтэкр! — приветствовал он Майкла. — Здравствуйте, миссис Уайтэкр. Ведь вы ничего не скажете Филис, правда?
— Нет, нет, Уоллес, — отозвался Майкл, — не скажем.
— Слава богу. У Филис что-то с желудком, — пояснил Арни. — Уже час, как она вышла. Она не разрешает мне пить даже пиво. — Он был пьян, и в его хриплом голосе прозвучали нотки жалости к самому себе. — Вы можете себе представить? Даже пива! Вот поэтому-то я держу чайную чашку. Даже в двух шагах никто не догадается, что я пью. В конце концов, — вызывающе воскликнул он, отхлебывая из чашки, — я взрослый человек! Она хочет, чтобы я написал новую пьесу, — другим, огорченным тоном продолжал он. — Она жена человека, финансирующего постановку моей пьесы, и на этом основании считает, что имеет право запретить мне пить. Это унизительно! Нельзя так унижать человека моего возраста. — Он повернулся к мужчине в саржевом костюме. — Мистер Пэрриш, например, пьет, как рыба, а ведь его никто не пытается унизить. Все говорят: «Посмотрите, как трогательно Филис заботится об этом пьянчужке Уоллесе Арни!» Но меня это не трогает. Мы с мистером Пэрришем знаем, почему она так делает. Так я говорю, мистер Пэрриш?
— Так, так, дружище! — ответил человек в саржевом костюме.
— Экономика! Как везде и всюду. — Арни внезапно взмахнул чашкой и пролил виски на рукав Майкла. — Мистер Пэрриш — коммунист, уж он-то знает. В основе всех действий людей лежит жадность. Жадность, и больше ничего. Если бы они не надеялись получить от меня еще одну пьесу, то пусть бы даже я поселился на винокуренном заводе, они не стали бы возражать. Я мог бы купаться в спирте, и они только сказали бы: «Поцелуй меня в… Уоллес Арни!..» Прошу прощения, миссис Уайтэкр.
— Ничего, — сказала Лаура.
— У тебя хорошенькая жена, — продолжал Арни. — Очень хорошенькая. Я слышал, как тут ей восхищались. — Он лукаво взглянул на Майкла. — Да, да, восхищались! Среди гостей есть несколько ее старых друзей. Не так ли, миссис Уайтэкр?
— Правильно.
— У каждого из нас здесь найдутся старые приятели, — продолжал Арни. — И так сейчас на каждом вечере. Современное общество! Клубок змей во время зимней спячки. Возможно, это и будет темой моей следующей пьесы, хотя, конечно, я так и не напишу ее. — Он сделал большой глоток. — Какой чаек! Не проговоритесь Филис.
Майкл взял Лауру под руку и повел было ее к выходу.
— Не уходи, Уайтэкр, — попросил Арни. — Я знаю, что тебе скучно со мной, но не уходи. Я хочу с тобой поговорить. О чем тебе хочется? Об искусстве?
— Как-нибудь в другой раз, — ответил Майкл.
— Я понимаю, ты серьезный молодой человек, — упрямо продолжал Арни. — Давай поговорим об искусстве. Как сегодня прошла моя пьеса?
— Хорошо.
— Нет, я не хочу говорить о своей пьесе. Я сказал — искусство, но я знаю, что ты думаешь о моей пьесе. Об этом знает весь Нью-Йорк. Ты кричишь об этом на всех перекрестках, и я давно выгнал бы тебя из театра, если бы мог. Сейчас я настроен дружески, но вообще-то я бы тебя уволил.
— Ты пьян, Уолли.