Молодые, но взрослые: поиск доверия себе и своим решениям

В центре – подростки и их родители. Первые (поколение Z) заслуживают отдельного рассмотрения. Вторые, относящиеся к той же группе, что и матери и отцы детей более младшего возраста, показывают все плюсы противоположного подхода, но также и демонстрируют все его проблемные места. Это запутавшиеся, все позволяющие родители, которые пытаются уберечь своих детей от того, что сами слышали в свой адрес (этот дом вам не гостиница; я тебя создал, так я тебя и уничтожу; пока вы живете под этой крышей, следуйте моим правилам), но пока они не слишком отчетливо представляют, как оградить детей от других травм.

Родители, даже если они вдвое старше молодых взрослых, имеют таких же матерей и отцов. Я считаю, этот факт заслуживает нашего внимания.

Родительские семьи миллениалов все еще имеют черты клаустрофильных[34] систем, типичных для определенной культуры, которая, однако, не относится к нашему времени. Я собирала десятки рассказов тех, кто покинул дом, чтобы вступить в брак, как только достиг совершеннолетия, – конечно же, по любви, но еще более ради права сбежать из патриархальной семьи отца-хозяина. В эпоху, когда люди не сожительствовали без брака, тем более не ездили учиться за границу, свадьба была прекрасным поводом съехать от родителей. Это была так называемая нормативная семья, в которой были очень четко прописаны обязанности женщин и детей, а права мужчин не подлежали обсуждению. Власть родителей – часто с применением насилия – была краеугольным камнем всей этой структуры, и развязывание войны против нее (заслуга принадлежит детям) стало революцией, своего рода возрождением. Короче говоря, это анахроничный способ устройства семьи, вышедший из моды, более не существующий.

Однако на данный момент, похоже, нельзя сказать, что это не так. Этот путь не дает себя уничтожить, его трудно умертвить. Мы преждевременно отпраздновали его похороны.

Хотя тут я бы не согласилась.

Существенная часть проблемы – мы не можем продолжать рассматривать семьи молодых взрослых в качестве традиционных. Скорее это семья, которая пытается подражать патриархальной семье прошлого, но терпит неудачу: она на это не способна.

Еще несколько десятилетий назад, до появления интернета, семейная система, разрешающая убийства чести, грубую педагогику, насилие – ради необходимости поддерживать установленный порядок и прикрывать грязное белье, отмываемое в семье, – была популярна. Она соответствовала более широкой социальной системе, которая отстаивала свои принципы и защищала свои средства во имя цели.

В наши дни – мне это кажется очевидным – попытка подражать этой системе лишь заставляет вас нахмуриться. Подросток бы назвал ее кринжовой, работники театра – непристойной, или ob scаena[35], внесценической: ее нельзя допускать на сцену, она там неуместна, ее нельзя демонстрировать публике, потому что речь идет об ошибке отвлекшегося реквизитора, оставившего в первом акте на журнальном столике орудие убийства.

Семьи, застывшие, словно следы на бетоне, не смогли обновиться. Они запрещают подростковое неповиновение, функционально необходимое, чтобы дистанцироваться и сделаться взрослыми во всех отношениях. В результате люди достигают возраста молодежи, не меняясь по сравнению со временем, когда они были детьми и подростками.

Семьи молодых взрослых – это семьи, имитирующие традиционную модель, поскольку они не адаптированы к современности, не способны обновляться (Анналаура сказала бы: переосмыслить себя) и не заслуживают доверия. Теперь тесты на аутентичность доступны каждому, и анахроничным предложением тест больше не обмануть.

Это семьи, застывшие, словно следы на бетоне; они не смогли обновиться или запустить динамику преобразований. Объединение родственников в группы не способствует освобождению от власти клана, поэтому первое, что эти группы делают, – запрещают подростковое неповиновение, функционально необходимое, чтобы дистанцироваться и сделаться взрослыми во всех отношениях. В результате люди достигают возраста молодежи, не меняясь, по сути, по сравнению со временем, когда они были сначала детьми, а затем подростками.

Это имитация семьи, которая в действительности не является семьей, если ее цель не состоит в том, чтобы ребенок вырос и смог уйти. Это скорее удержание в заложниках, где властвует самый настоящий стокгольмский синдром, не допускающий освобождения как единственного пути спасения – для всех.