МоLох

Гольдман порозовел от удовольствия. Бобров соединил их взглядом и подумал: «А что если они сойдутся у постели больного? У моей постели. Осе давно пора жениться, а Лиза хорошая девушка. Я бы и сам на ней женился, если бы сумел ее полюбить. И если бы не был так уверен, что не сделаю ее счастливой».

…Через час Бобров лежал на диване, сытый, умытый, умиротворенный, накрытый уютным клетчатым пледом, и с удовольствием смотрел, как Бетси и Гольдман играют в шахматы. Партия затянулась. Бобров подозревал, что Гольдман поддается, потому что ему приятно играть с Бетси. Гораздо приятнее, чем с Бобровым, у которого Гольдман выигрывал за пять минут.

Бутылка из-под коньяка была пуста, суши съедены, гречневая лапша уничтожена в один присест. Коньяка Боброву дали мало, но из-за бурных переживаний он все равно захмелел. Лежал и думал, что счастье гораздо меньше и проще, чем разговоры о нем, и масштабы, которые этому понятию приписывают. Потому что еще в полдень Бобров был несчастен и почти уже умер. А сейчас он дома, сытый, немножко пьяный, а у его постели сидят друзья, которые играют в шахматы. Вряд ли он бы чувствовал себе сейчас более счастливым где-нибудь на Мальдивах, в вилле с приватным бассейном, попивая «Шато Марго». И тем более, вряд ли он был бы там счастлив один.

«Счастье — это общение», — со вздохом подумал Бобров.

— Что, Андрей? — тут же вскинулась Бетси. — Болит?

— Нет. Я думаю.

— О чем?

— О шнурке. О сегодняшнем убийстве. Черт! Как я не подумал! Мартин ведь знает, кто убил Липкину и Толокно! Выходит — следующий он!

— Почему ты думаешь, что Мартин знает? — резко повернулся к нему Гольдман.

— Он мне сам сказал.

— Только тебе?

— Не знаю. Может, кому-то еще. Надо у него спросить. Предупредить. Он, кстати, звал меня к себе. Сказал: заходи в любое время.

— Лиза, вам шах, — Гольдман двинул вперед ладью.

— Тебе, — Бетси закрылась пешкой. — Осип, вам мат через три хода.

— Да что вы говорите? — притворно заволновался Гольдман.

— Вы мои друзья или кто? — разозлился Бобров, который у Гольдмана так ни разу и не выиграл. И подумал: «Это он нарочно. Хочет ей понравиться». — Перестаньте друг другу выкать.

— Хорошо, — согласно кивнули оба.

— Сдаюсь! — с широкой улыбкой поднял обе руки вверх Гольдман.

Бетси порозовела от удовольствия.

— Один я дурак, — мрачно сказал Бобров. — Ни врать не умею, ни в шахматы играть, — он выразительно посмотрел на Гольдмана. — Не удивительно, что именно я провел сегодняшний день в обезьяннике.

— Ты лучше подумай, что делать будешь, — Гольдман смешал шахматы. Бобров заподозрил, что мата в три хода на самом деле не было. — Есть варианты?

— Убийцу ищут полиция и этот… Байдашев. В него я верю больше.

— А не он ли тебе звонил? — прищурился Гольдман.

— Зачем ему это надо?

— Квашнин велел тебя проучить.

— Но что я сделал? — спросил Бобров и мысленно ахнул.

Вчера к нему приезжала Нина. То есть, они с Ниной из заштатного кафе за пределами Чацка под покровом сумерек, тайно, приехали в съемную квартиру Боброва. А что если за ними следили?!

— Лиза, ты сказала, что вчера поругалась с сестрой. А причина? — напряжено спросил он.

— Я хотела бы поговорить об этом наедине. Осип, не обижайся, это личное.

— Я выйду на лестничную клетку, — с готовностью встал Гольдман. — Я бы поехал домой, но уже поздно.

— Ночуй здесь, — хором сказали Бобров и Бетси. Теперь уже Гольдман порозовел от удовольствия.

— Пойду, куплю что-нибудь к чаю, — сказал он. — Мы ведь будем пить чай?

Бобров не стал при Бетси совать ему деньги. В конце концов, в Чацке Гольдману всегда продадут любой товар в долг. Когда Осип вышел, Бетси встала и подошла к окну.

— Ну? — требовательно спросил Бобров.

— Нина приехала в одиннадцать, на такси, злая. Такой я ее еще никогда не видела. Я спросила: «Что случилось?» По-хорошему спросила. А она вдруг стала на меня кричать. — Бетси повернулась, и Бобров увидел, что ее щеки красные от смущения. — Я не хочу это повторять.

— Она ругала меня, да? Говорила, что я не мужик. Импотент. Небось, орала: «забирай его себе, это г… о!»

— Откуда ты знаешь?!

— Догадываюсь. Твоя сестра решила, что не достанется Квашнину девственницей. И хотела, чтобы это сделал я. А я не сделал. И не потому что я не мужик. Потому что не хочу. Не хочу и все.

— Если бы ты это сделал, я перестала бы тебя уважать.

— Лучше бы сказала: перестала бы тебя любить. Тогда бы я пожалел о вчерашнем вечере.

— Почему, Андрей? Чем я тебе так мешаю? Я же ничего не прошу.

— Ты хорошая. Умная. У Гольдмана, вон, в шахматы выиграла.

— Он мне поддался, — улыбнулась Бетси.

— Ты еще умнее, чем я думал, потому что ты это поняла… Лиза, нам надо найти убийцу. Тогда все закончится. Квашнин уедет обратно в Москву, твоя сестра, возможно, уедет с ним. И этот… Байдашев уедет.

— А ты?

— Я останусь. И все будет, как раньше. Я, ты, Ося. Шашлыки у вас в саду. Тихие вечера в беседке.

— Долгая-предолгая зима…