Но Карен-то в отличие от Боброва был женат! Свидетельство о браке он получил вместе с дипломом, также как и ключи от квартиры на Кутузовском проспекте. Именно родня супруги и двигала Карена по карьерной лестнице. Видимо, Карен тоже об этом помнил. В ту ночь его жена была в отъезде, Карен сплавил ее на заграничный курорт вместе с тещей и маленьким сыном. А в больнице завели карту. Врач оказался упертым, изъять ее не получилось, и Карен остался в базе. Вместе с анализами, которые выявили наличие в моче и крови всего того, что там быть не должно у законопослушного гражданина, топ-менеждера частного банка, счастливого мужа и отца. Который сказал жене, что выпил грамулечку армянского коньяка, почитал на ночь книжку и лег спать.
— И что ты ему рассказал? — напряженно спросил у Боброва Карен.
— Да он пока ничего не спрашивал. Только намекал.
— Что у вас там происходит? — озабоченно спросил Карен. Когда надо, он умел собираться. Боброву даже почудилось, что магнитолу приглушили. Теперь он отчетливо слышал каждое слово Карена, и уловил в его голосе новую интонацию. Карен Квашнина боялся.
— Вора пока не раскрыли. Он убивает свидетелей. Вот Квашнину с его… с этим, как его?
— С Байдашевым?
— Да. Им пришлось задержаться в Чацке.
— Как долго они еще там пробудут? — требовательно спросил Карен.
— Все выходные на сто процентов. Мы едем на турбазу.
— Куда?!
— Выездной корпоратив.
— И почем?
— За все платит Квашнин.
Карен хохотнул.
— Ты молодец, что позвонил, — сказал он. — Значит, Квашнин устраивает банкет, а вор не найден. Да еще убийства… Развлекается, значит, вместо того, чтобы делом заниматься. Небось, шерше ля фам?
— Не без этого, — скромно сказал Бобров, и стал презирать себя еще больше.
— Василий Дмитриевич уже не в первый раз лажается. Но то, что он под меня копает… Андрюша, надеюсь, ты понимаешь, что тебя туда, в Чацк не сослали, а спрятали? — вкрадчиво сказал Карен. — Ради твоего же блага. Не держи на меня зла.
— Я не держу, — вздохнул Бобров.
— Значит, мы по-прежнему друзья? — «Пи… т», — подумал Бобров. «В гробу он видал нашу дружбу». Но вслух трусливо сказал:
— Конечно.
— А друзей не предают. Так ведь?
— Само собой.
— Я в долгу не останусь.
«Где-то я уже слышал эту фразу», — усмехнулся Бобров. «И даже от Карена. Она означает, что меня в очередной раз хотят использовать, а потом кинуть. И что мне делать?»
— Я ничего не расскажу о… о нашей дружбе.
— Я рад, что ты меня услышал. Я тебе позвоню.
И Карен дал отбой. Бобров посмотрел на часы: пора выходить. Он может подождать своих пассажиров на площади, там наверняка уже тусовка. Одни ждут машины, на которых поедут на турбазу, другие заказанный Свежевским автобус. Бобров вышел из дома в скверном настроении, несмотря на хорошую погоду. Его внутренний барометр показывал небо, сплошь затянутое черными тучами.
«Как бы еще кого-нибудь не убили», — с тревогой подумал Бобров. И прикинул свои шансы. Мартин, конечно, рискует больше, но ведь он, Бобров видел синий капроновый шнурок. И рано или поздно он вспомнит, где именно его видел.
…На главной городской площади и в самом деле собралась толпа. Бобров с удивлением увидел, что людей гораздо больше, чем сотрудников банка. Некоторые держали в руках плакаты. Это было похоже не на сбор туристов, а на стихийный митинг.
«Убирайся в свою Москву, рыжий!», — прочитал он на одном из плакатов. «Рыжий ВОР!» — огромными печатными буквами было написано на другом. «Вон из нашего города!!!». В толпе в основном были женщины средних лет и воинственно настроенные пенсионерки. Но встречались и молодые мамочки, которые пришли на площадь со своими чуть ли не грудными детьми. Мужчин было мало, и вели они себя не активно. Молча, курили и хмуро смотрели на своих жен, которые их сюда и привели.
«Детей-то зачем притащили?» — мрачно подумал Бобров. Он увидел, как на площадь постепенно стягивается вся Чацкая полиция, включая сотрудников ГИБДД. Полицейские машины оккупировали парковки в центре, так что Бобров туда еле втиснулся. И понял, что все, кто приедут позже, не смогут найти здесь место.
Митингующих постепенно окружали полукольцом росгвардейцы, выставляя вперед щиты. Бобров почему-то вспомнил римских легионеров, разгромивших восстание рабов. Только жители Чацка в отличие от гладиаторов были не обучены к сопротивлению и не вооружены ничем, кроме рукописных плакатов.
Была пятница, вечер, который чацкий мэр традиционно проводил в своем загородном поместье в компании главных чацких силовиков, включая прокурора. Причем, начинали они загодя, с обеда. В сауну, где «заседали» городские шишки, сунуться никто не решался. Беспокоить было не велено. Поэтому Росгвардия просто стояла, выставив щиты, но никаких действий не предпринимала, ожидая сигнала. А сигнала не было.
Митингующие, поняв это, приободрились. Крики стали громче, одна очень уж активная пенсионерка подошла к росгвардецам вплотную и вдруг принялась на них орать:
— Ироды! Что ж вы творите?! Здесь ваши матери! А вы за прИшлых!
Рослые парни в камуфляже растерянно молчали, выставив щиты. Их командир нервно переговаривался с кем-то по рации: